– А в другом месте его не подловить и не опоить было. На работе он ел и пил только своё, еду и воду хранил в архиве, куда никому из «друзей» было не пробраться, да и фактически жил там. В гости никого не звал, от приглашений отказывался. За ним долгое время следили, но он всегда появлялся лишь там, где много народу, а душить или топить на виду у всех чревато. Вероятно, Азьют что-то подозревал, но всё равно попался – в чайной, куда ходил по старой привычке. «Друзья» планировали вынести труп в чьём-нибудь плаще – дескать, перебрал человек, – припрятать его до ночи, а после оставить у дома Азьюта или у Речного ведомства. И доказывай потом, убили или здоровье подвело. Смыли бы утренние туманы следы заклятья, сон-травы и смерти даже с лица – и всё.
– Но я заглянула в «ужинную» и увидела призрака, – матушка невольно поёжилась. – От каких мелочей порой рушатся большие планы… Он ведь мог и не прийти – убитый-то. Несколько часов сопротивлялся зову огонька и прятался от меня. Упрямый был. Сильный. А если бы от туманов колдовства набрался, то мы бы точно ничего не узнали. Но почему колдун? Почему бы не отравить?
– Наш архивариус, оказывается, потомственный травник, – пояснил Рьен. – И мать, и бабка, и прабабка зарабатывали собирательством и зельями. Как-то случилась в Речном такая история: двое замов претендовали на место главы отдела, и один решил устроить второму регулярные и длительные несварения – показать начальнику, что из вечно болеющего человека путного главы не получится. Подмешал конкуренту нужное зелье, а наш архивариус тогда в том отделе работал и запах зелья из чая учуял. Плюс ещё несколько похожих историй было. Сон-трава в острой салатной приправе – единственное, что он не смог распознать. Потому и остановились на колдуне. А сон-трава – чтобы задержать, на всякий случай, вдруг колдун опоздает. Не жаловал архивариус эту компанию, в любой момент мог почуять неладное и сбежать. А может, и чуял, – добавил он задумчиво. – Может, потому Азьют и ходил с ними в чайную, чтобы тайное выведать и понять, зачем он им нужен, но каждый раз эти «друзья» тоже неладное чуяли и усыпляли его обманом. Но так ли это, мы уже не узнаем.
Матушка Шанэ грустно кивнула.
– Получается, они давно это готовили, так? – она снова поёжилась, хотя и в беседке было тепло, и плед приятно грел.
– Они дружно утверждают, что на свою сторону переманить хотели, – Рьен потянулся за коричной плюшкой. – Но да, давно. Одной только махинации с лодками больше десяти лет. Старый архивариус слыл неподкупным, и нового они сразу в оборот взяли. Дескать, учились вместе, все дела… А сами друг другу глотки перегрызть готовы, – он презрительно фыркнул. – Друзья, ну-ну.
– И что их ждёт?
– Фактически убили не они. Подготовка к преднамеренному убийству – это каторга. Но, матушка, кроме махинаций с лодками ещё столько всего вскрывается… Мы завтра передаём дело этой шестёрки и колдунов в отдел общих правонарушений, слишком много там намешано, – и убийство, и кражи, и подкупы, и мошенничество. Наш глава лично заниматься будет. Он такие дела по молодости быстро раскрывал – как о сути нашего узнал, аж помолодел лет на десять, – Рьен улыбнулся. – Соскучился по интересной работе. Ну и давления на него не будет такого, как на нас. Люди-то все влиятельные. Поэтому не могу сказать, что будет. Опять же, люди влиятельные. Да и пожилые. Но, думается, каторга на угольных или алмазных рудниках Дальнего Севера должна быть. И по домам, погрозив пальцем и выписав штраф, их точно не отпустят.
– И не только их? – тихо уточнила матушка Шанэ, помня, на кого работал попавшийся ей колдун.
– Но мы в это не полезем, – предупредил Рьен.
Она согласилась и пододвинула к нему вторую тарелку с плюшками:
– Ешь, сынок. Весь день носился, да? И, поди, ночь толком не спал, вторые сутки на ногах? Ешь. Всё хорошо, что хорошо кончается.
А ещё лучше то плохое, которое не начиналось и вообще никогда не начнётся.
Дело 7: Призраки дождя
В последние дни осени Семиречью повезло с погодой. Дождь, мелкий и сонный, шёл только ночью, а днём с глубокого синего неба сияло яркое солнце. И листва ещё не облетела, вызолачивая город, и злой ветер не пробирал до костей, и реки были удивительно спокойными. Как и обстановка в Семиречье – и в чайной. Семиреченцы в эти дни предпочитали гулять, греясь в угасающем солнечном тепле и любуясь яркими закатами.
Спускаясь поздним вечером в зал-прихожую, матушка Шанэ поймала себя на том, что заскучала. Да, ночная беготня по городу очень утомительна, но и интересна. А последние дней десять так спокойно, что аж жуть берёт. Словно в затишье перед бурей.
Давно стемнело, и снова начал мелко накрапывать дождь. Матушка зажгла свечу, подошла к окну – проверить, всё ли закрыто на ночь, – и замерла. На улице спиной к чайной стояла, подняв лицо к небу, невысокая девушка – распущенные светлые волосы до талии, белая ночная рубашка чуть ниже колен, босые ноги. И тусклое голубоватое свечение – такое матушка видела, когда призрак обо всём узнавал и с нетерпением ждал Лодочника.