– Ладно, слепок лица сделай. Сьят найдёт в архиве Регистрационного ведомства. Что ещё скажешь?
– Часа два назад умерла, – прикинул Мьёл. Присмотрелся и покосился на матушку Шанэ: – Сонного зелья перепила. Уснула – и всё. Причём тут вы? Может, самоубийца?
– Нет, она светилась, как все обычные убитые, – грустно пояснила матушка.
– И в такую погоду самоубиваться проще дома, в тёплой постели, а не полураздетой на заднем дворе Сыскного ведомства, – хмуро добавил Рьен. – Её опоили и принесли сюда уже мёртвую. В таком виде она не добралась бы сюда – окоченела бы ещё в лодке. А бродяги бы не побрезговали и рубашку утащить. И мне кажется, что на ней ни синяка, ни царапины. Так?
– Так, – снова присмотрелся к девушке Мьёл. – И переохлаждения нет.
– Значит, знала убийцу. В дом впустила и даже не оделась. Очень хорошо знала. Жених? Друг? Подруга? Кто-то из родственников?
– Да кто угодно, но близкий – зелье она выпила сама, – заметил колдун. – У нас как-то лет пять назад был один опоённый, помните? Насильно? Мальчишка, приёмный сын, мачеха от него избавиться хотела, чтобы имущество мужа унаследовать. И пораньше ещё один, забыл, кто. Насильно опоённые – они будто воды нахлебались, полный желудок зелья. А тут… Сама пила. Кажется.
– Ещё что?
– В Сыскном подробней посмотрю, – пообещал Мьёл. – Только чего-нибудь бодрящего глотну.
– Вас проводить? – Рьен повернулся к матушке Шанэ.
– Нет, сынок, – она, наклонившись, сняла с помощника свой шейный платок. – Мне тут идти-то… Да и не одна я. Не отвлекайся.
– Мьёл, забирай.
Однако едва под мёртвой девушкой сгустилась, приподнимая её тело, чёрная вода, на земле что-то сверкнуло – что-то, выпавшее из безвольной руки.
– Стой! – скомандовал Рьен и поднял с земли крохотный, с детский ноготок, сияющий камешек.
– Ого! – удивился находке колдун. – А по виду и не скажешь, что богатая!
– А что это? – заинтересовалась матушка Шанэ, прищурившись. И внутренне напрягшись: незнакомый камешек мерцал потусторонним голубым светом. Точно огонёк её колдовской свечи соскочил с фитиля и немыслимым образом оказался на дождливой улице.
– Матушка, вы на выставки в наши музеи ходите? – Рьен тоже прищурился на камешек.
– Такого не видела, – заметила она.
– Видели, – Мьёл ухмыльнулся, – только не поняли. Это «дождинка», матушка. Она светится только под дождём. А в помещении это обычный серый камень.
Матушка Шанэ прислушалась к ощущениям и внезапно свела ладони вместе, прошептав заклятье. В её пальцах забился голубой огонёк, и в тот же миг камешек засиял ещё ярче, точно отвечая.
– А их, случаем, не на кладбищах находят? – поинтересовалась матушка. – Они имеют колдовские свойства?
Сыскники удивлённо переглянулись, и Рьен осторожно ответил:
– Не совсем на кладбищах… но рядом. Никто не знает, откуда они берутся. Люди просто вскапывают землю и находят. Иногда мелкие, иногда крупные. Особых свойств они не имеют, но могут усиливать готовое. Их обычно в артефакты вставляют.
– Но редко, – подхватил Мьёл, упаковывая тело девушки в водяной мешок. – Они дико дорогие. Вот такая вот мелочь от двадцати до тридцати золотом стоит. А покрупнее – от пятидесяти.
Матушка в изумлении посмотрела на «дождинку». На двадцать золотом в Семиречье можно лет пять жить, даже снимая жильё. А если не сорить деньгами, то и больше. А если в городке поменьше, то и все десять. Однако…
– У нас на Юге есть «Приют души», – заметила она. – То, что вбирает крохотные души деревьев, цветов, трав. Всё живое, дети, имеет душу. Только у нас это не камни. Это звёздное железо, которое по осени с неба падает. Но использовать его запрещено. Мы хороним «Приюты» вместе с мёртвыми. Видите, камень светится как мой огонь? Души деревьев тоже светятся по-разному: срубленная – голубым, как убитая, а сгнившая – багровым, как больная.
Сыскники снова переглянулись. Сходу поверить в новое колдовство им было сложно, поэтому Рьен решил пока закрыть тему:
– Предлагаю на этом расходиться. Матушка, возьмите «дождинку», понаблюдайте. Если она как-то повлияла на девушку…
– …например, усилив зелье, – вмешался Мьёл. – Девица выпила безвредную дозу, взяла «дождинку» и уснула навсегда…
– …то мы будем готовы снова поверить в ваши южные чудеса, – закончил Рьен. – А пока – по домам и по делам.
Матушка Шанэ ничуть не обиделась на недоверие. Взяла «дождинку», попрощалась и под мелким сонным дождём вернулась в чайную. Шелестели в мокрых листьях капли. Пахло сырой землёй и осенней прелостью. Тихо-тихо шумела река Тягучая. Вокруг колдовских фонарей мерцал ореол из мелких золотых брызг. И снова чудилась у крыльца чайной загадочная белокурая девушка в ночной рубашке.
Нет, не просто так ты пришла, нет… И умерла тоже не просто так.
Она сняла мокрый плащ, вытерла ноги и поднялась к себе. Разулась, переоделась в домашнее платье и халат, согрела чай и положила на стол каменную «дождинку».
Ну что ж, посмотрим, что ты за чудо такое северное…
А в чайной, едва матушка скрылась за потайной дверкой, сама по себе вспыхнула голубым погасшая колдовская свеча.