Однако сейчас в уборной была не Бланш Элрих, но особа неопределенного возраста, где-то между двадцатью и сорока. Под шляпкой с темно-красной вуалеткой плоские, почти сплющенные черты ее круглого как луна лица, бледного от тонального крема, оставили у Артемисии впечатление… расплывчатости и туманности.
Мэри склонилась, пухлую талию стягивало черное платье, несуществующую шею обнимало жемчужное ожерелье. Теребя красные букольки, свисавшие на уши, она пробормотала:
– Очень приятно, мисс Митци.
– Просто Митци, Мэри! – весело воскликнула Артемисия, мучаясь совестью за свои немилосердные мысли.
– Мэри приехала из Вашингтона, ее горячо рекомендовал мне один общий друг. Она работала в библиотеке Конгресса. Я не очень уловил, что вы там делали, Мэри. Читали книги? Зачем? Советовать великих писателей нашему президенту?
Веселая насмешка не покидала серых глаз Джека. Он, казалось, мысленно потирал руки. Что же происходило такого смешного?
– О. Я составляла каталоги, делала инвентаризацию, перепись по темам. Потом классифицировала, наводила порядок, расставляла формуляры по алфавиту. Я даже разработала систему, чтобы легче было находить тематику, которая…
– Как увлекательно! – перебил ее Джек, набросив накидку в пируэте, достойном графа Дракулы. – Я ужасно голоден, а вы?
Они пошли ужинать в зал «Колумбия» отеля «Астор». Оркестр играл под сурдинку
Как всегда, великий Бэрримор приковал к себе внимание всего зала. С ноткой иронии Артемисия смотрела на утомительное дефиле мужчин и женщин, которым от близости великого актера приспичило отправиться в туалет… и пересечь при этом весь зал «Колумбия», задев на ходу их столик, чтобы разглядеть диковину вблизи.
Мэри же молча поедала тосты с устрицами, запивая их французским мюскаде. Казалось, больше ничто ее не интересует, но вдруг Артемисия случайно перехватила ее взгляд, полускрытый за вуалеткой и букольками. Этот взгляд темных глаз был направлен на нее.
Она содрогнулась. На этом плоском круглом лице с маленьким приплюснутым носом два глаза обшаривали ее.
– Я и не знала, что обожаю тосты с устрицами, – хихикнула Мэри, вновь утыкаясь в свое блюдо. – Впервые их ем. Вы не будете доедать ваши, мисс Митци?
Артемисии было не по себе, и она подставила Джеку бокал.
– Эта библиотека Конгресса, – сказала она, чтобы поддержать разговор, – я слышала, там очень красиво.
– Грандиозно, мисс. Само совершенство. Войдя туда, никто не усомнится в величии нашей Америки. Надо было только пересмотреть ее организацию. Что я и постаралась сделать по мере моих скромных сил. Я люблю порядок во всем.
За десертом зардевшаяся, но смелая девица явилась за их стол, чтобы молить Джека подарить поцелуй… ее шарфику. Что он и сделал с театральной помпой и неуловимым презрением… неуловимым для тех, кто его не знал.
– Не хотите ли вы, – сказал он с серьезностью императора, – чтобы я покрасил губы помадой? Тогда останется неизгладимый след.
Девушка посмотрела на него озадаченно, шарфик свисал между ее бедер.
– Так… Так хорошо, – прощебетала она. – Я сохраню его навеки. Никогда в жизни не буду стирать.
– Я тронут, это большая честь для меня, – заверил он торжественно. – Но вы рискуете подцепить вшей, дорогая. Стирайте его, да-да, а потом приходите снова. Я буду целовать его столько, сколько вы хотите.
В его острых серых глазах сквозила жестокость. Девушка, из розовой став пунцовой, ретировалась к своему столику, заплутала по дороге, наткнулась на официанта и наконец рухнула на свой стул, подле которого ждали ее мама и папа. Издалека мама и папа не жалели улыбок и жеманных гримас в адрес короля Бродвея.
– С такими родителями ее однажды найдут повешенной на этом ужасном шарфике, кишащем вшами… Пойдем танцевать на крышу, Митци?
– Я ухожу, – тотчас сказала Мэри.
– Вы не танцуете? Митци научит вас
– У меня завтра рано утром поезд в Вашингтон, – оправдалась Мэри, теребя красную букольку под красной вуалеткой. – Большое спасибо, маэстро Бэрримор, за этот восхитительный ужин, и за общество очаровательной мисс Митци, и за… все остальное.
Остальное? Артемисия и Джон Бэрримор смотрели, как кругленькая, слегка неуклюжая фигурка маленькими шажками пересекает огромный зал.
– Мне не нравится ее взгляд из-под этой вуалетки, как будто она хочет прозреть наши грехи.
– Так у вас есть на душе грехи, милая Митци? Не по моей вине, во всяком случае! – добавил он, погладив ей подбородок тыльной стороной ладони.
– Джек, кто эта девушка… или эта женщина?
– Библиотекарша, я же вам говорил. Она хотела развлечься на один вечер в Нью-Йорке. Живет с матерью близ Вашингтона. Это все, что мне о ней сказали.
Артемисия смотрела на него косо, и король Бродвея сложил оружие.