Чай с Грейс Келли

Она поспешала вдоль ограды Центрального парка и пыталась, не замедляя шага, кое-как подправить проклятый шиньон, который грозил выплюнуть оставшиеся шпильки и рухнуть. Зонтик ей мешал. Она сунула его под мышку, но загнутая ручка зацепилась за прутья ограды, остановив ее на бегу. Она высвободила ее, выругавшись, переложила зонтик под другую руку, побежала дальше. Господи, зачем только она взяла этот зловредный зонтик, который сговорился против нее с дьявольской кликой шпилек? Дождя-то и не было.

Машина, там, далеко позади!.. Хэдли подбежала к краю тротуара, размахивая зонтиком.

Такси было занято. Она снова припустила вдоль парка, высматривая в потоке уличного движения чудо желтого капота и шаря одной рукой в сумочке в надежде отыскать одну-две забытые шпильки.

Через два квартала на нее упала первая капля.

40. Fascinatin’ rhythm [148]

Блеск и суматоха премьеры!

Это действительно была премьера для Пейдж. Никогда еще ее не приглашали на такое представление. Все женщины были красавицы, все мужчины красавцы. Она парила, чувствуя себя донельзя везучей: хорошо было быть молекулой в этой единодушной красоте.

Она приблизилась к Лестеру. Он не спросил, почему она молчит, лишь взглянул удивленно. Она прикусила изнутри щеку так, чтобы стало больно: ей надо было удостовериться, что она не проснется на своей подушке в «Джибуле».

Нет. Она была здесь, озаренная всеобщей эйфорией и пламенеющей маркизой театра «Маджестик». Она стояла точно под А гигантских букв «Саут Пасифик», заливавших светом мостовую и фасады 44-й улицы.

Лестер уже завел разговор с какой-то парой… Она узнала чудо-танцора Гауэра Чэмпиона и его жену Мардж. Лестер представил ее. Они были очаровательны, говорили, без сомнения, приятные вещи, потому что оба улыбались ей. Пейдж, с застывшим лицом, ничего не слышала, застряв на несуразной и печальной мысли: вдруг эта буква А наверху упадет ей на голову и вдребезги разобьет зачарованный круг?

Чарлз Лоутон и Эльза Ланчестер прошли под самым ее носом, она чуть не наткнулась на Мелвина Дугласа и Шарля Буайе, потом рядом оказалась Джинджер Роджерс с дамой постарше, очень на нее похожей. Наверно, с матушкой.

Улыбаясь на все тридцать два зуба, Пейдж чувствовала, что ей никогда не избавиться от этой судороги в губах. Что она проживет остаток жизни и умрет с этой дурацкой улыбкой, приклеенной к лицу. Мэй Уэст (настоящая, не кот Артемисии) вошла с большой помпой, с двумя эфебами во фраках по бокам, Пейдж улыбнулась и ей, как будто они были старыми подругами.

Боже правый. Глупый рот, закройся. Неизгладимая улыбка, сотрись! Она и не заметила, как Лестер привел ее в огромный холл.

– Я пойду поищу программку, – сказал он. – Подождите меня.

Она кивнула – улыбка – и отошла в сторонку от толпы к пилястру из темного мрамора – улыбка.

– …исона Де Витта здесь нет?

– «…вей Спот» вчера не было хроники. Кому вздумалось…

– Уволен?.. …явол!

Ее сердце так и подпрыгнуло.

Это говорили об Эддисоне! Здесь ли он? Будет ли здесь? Пейдж сделала вид, будто роется в атласной сумочке, навострив уши.

– Я видел его на «Алмазной лилии» в «Коронете».

– Я тоже там был. Его последнее появление перед пресловутой убийственной хроникой… Боюсь, что бедный Эддисон…

– Мы с Вики видели его недавно. У Сарди, после «Двух слепых мышат» в «Корте». Он ужинал с Рексом.

– Харрисоном?

– С кем же еще? Ты думаешь, я говорю о лабрадоре моего дяди?

Они прыснули. Их было трое.

– После всего этого, – продолжал один, – я не дам и ломаного гроша за Эддисона Де Витта на Бродвее.

– Не могу поверить, что его нет сегодня. На «Саут Пасифик»! Бедняга, наверно, болен или умер.

Новый взрыв смеха. Вся дрожа, с бухающим, как колокол, сердцем, Пейдж побледнела. Ее крутой поворот был чистым рефлексом.

– Не болен и не умер, – выпалила она. – Я видела Эддисона вчера. Он прекрасно себя чувствует.

Она не ожидала ни ответа, ни реакции на свою наглую ложь и с пылающими щеками замахала Лестеру, который отходил от окошка администратора с программками. Но тот, не видя ее, вдруг свернул в противоположную сторону, к самому дальнему из пяти входов.

Удивленная Пейдж увидела, как он вышел и с кем-то заговорил; мужчина стоял спиной, и его силуэт, полускрытый за колоннами и стеклом, показался ей знакомым, несмотря на смокинг. Лестер что-то дал собеседнику, развернулся и направился к ней.

– Программка, – сообщил он, подойдя, как раз когда пронзительный звонок затренькал под сводами театра. – Я не знаю этого Эцио Пинца, говорят, это баритон из миланского «Ла Скала». Любопытно посмотреть, что он выдаст в мюзикле на Бродвее!

Они вошли в зал. Пейдж никогда не была в престижном «Маджестике», на его дорогие шоу билеты были сущим разорением. Даже просочиться зайцами им с девушками из «Джибуле» ни разу не удалось.

Этот театр не был ни итальянским, ни австрийским, ни французским, ибо «Маджестик» был всем этим одновременно. Архитектор дал волю своему безумию… Результат получился роскошный, причудливый и очень привлекательный.