Чай с Грейс Келли

Хэдли покачала головой. Она наполняла корзину Сью, сигарет-гёрл из пурпурной гостиной, которую опустошили за час.

– Ты сегодня не в своей тарелке, – заметила Терри. – Слова из тебя не вытянешь.

Хэдли подняла глаза, и Терри поразилась, прочитав в них глубокую грусть.

– Что происходит?

Хэдли пожала плечом.

– Ничего.

– Мне-то не заливай, милочка. Это имеет отношение к… – Терри дернула щекой в сторону голубой гостиной, – к… мистеру Парк-авеню?

Хэдли едва заметно улыбнулась. В глазах ее блестели слезы.

– Ты права, – сказала она. – Пойду освежусь холодной водой.

В эту минуту из голубой гостиной появился Фрэнсис и знаком остановил ее.

– Мистер Тайлер Тейлор просит вас присоединиться к нему, – шепнул ей метрдотель. – Кажется, это важно.

– Но я… я не могу уйти… Терри…

– Все улажено. Бетти из гардероба С вас подменит.

Больше она не нашлась что ответить. Подняла откидную дощечку и покорно поплелась в гостиную.

– Постойте! Хэдли, вы не можете…

Фрэнсис удержал ее за руку. Он окинул гардеробщицу красноречивым взглядом.

– Этот наряд не подойдет, Хэдли. Прикройтесь. Мистер Тайлер Тейлор ждет вас в отдельном кабинете.

Ну разумеется. Сесть за столик значило перейти на другую сторону. Она превратится в клиентку (здесь говорили гостью) «Сторка». Сидеть в отдельном кабинете в трико и юбчонке было… немыслимо. Она вернулась за пальто и пошла следом за Фрэнсисом.

В «Сторке» было три отдельных кабинета. Они прятались в глубине ресторана, за обитыми дверями. Их приберегали для элитной клиентуры, для деловых ужинов, любовных свиданий, для уставших от общества знаменитостей. Фрэнсис открыл дверь, не переступая порога, и закрыл ее за Хэдли.

Посередине был накрыт стол со свечами, ослепительно белыми тарелками, серебряными приборами. На стенах, обтянутых бордовым бархатом, в рамах старого золота висели уютные и невозмутимые акварели – Венеция, Париж, Ривьера.

Джей Джей встал, придвинул ей стул. Они были одни.

– Добрый вечер, Хэдли. Вы не обязаны оставаться в пальто, чувствуйте себя как дома. Я заказал форель, вы любите форель?

Она молчала, и он повторил вопрос.

– Да, да, – машинально ответила она.

Она осталась в пальто. Иначе будет стучать зубами. Гитара, приглушенная стенами, оживила свой репертуар: звучал Mister Five by Five[76], хит первых военных лет.

Сидя друг против друга, они не произносили ни слова, пока им не подали закуски. Лицо Джей Джея осунулось, заметила она. Он, наверно, мало спал с вечера «Канада Драй».

Хэдли развернула на коленях белоснежную салфетку, потеребила уголки, уставившись на нарисованного аиста на тарелке. Джей Джей резко отложил нож и вилку.

– Довольно. Кто-то из нас должен начать. Вы знаете, почему мы здесь. Хэдли, я не переставая думаю о вас… о нас.

Он протянул руку через стол и приподнял ей подбородок.

– А вы? – тихо сказал он. – Вы думали обо мне? Немножко?..

– Я только о вас и думала. Все время. Вы такой добрый.

Он тихонько прыснул.

– Когда женщина говорит о доброте мужчины, должен ли он этому радоваться?

Хэдли опустила голову.

– Я не хочу вас обидеть, – начала она тонким дрожащим голоском. – Я не могу причинить вам зло. Только не вам, Джей Джей.

– И в самом деле, плохое начало.

Он встал, придвинул свой стул и сел рядом с ней.

– Поцелуйте меня, – сказал он.

Ей вспомнились его мягкие и деликатные губы, когда дедуля на смертном одре потребовал, чтобы они поцеловались. Она вздрогнула, по-прежнему не поднимая лица. Он приподнял ей подбородок, и они посмотрели друг на друга. Он тоже помнил.

– Я уже целовал вас сотню раз, Хэдли. Тысячу раз… Некоторые поцелуи незабываемы. Первый, например…

Лукавый огонек поколебал его маску грусти. Он смотрел на Венецию в золотой раме.

– Первый раз, – повторил он. – Мы оба ходили в школу. Вы были в носочках, э-э, белых… и два бантика под цвет в косичках. Я носил ваш ранец. Я был ранценосцем. Эту роль вы выбрали для меня. Мне это шло.

– Я никогда не носила белых бантиков, – сказала она, невольно улыбнувшись. – И косичек тоже.

– …и в тот раз, – продолжал он, как будто его и не перебивали, – на выходе из школы я вас поцеловал… сюда.

Он запечатлел поцелуй на ее ушке.

– Второй раз был позже. Много позже… На выпускном балу в лицее я был вашим кавалером и танцевал только с вами. На вас было невероятное желтое платье, которое сшила ваша мама, все расшитое маленькими незабудками…

– Мама никогда не умела шить, – улыбнулась Хэдли сквозь слезы. – Разве что подрубала полотенца.

– Однако это желтое платье ей очень удалось. Вы были в нем такой красавицей. И вот после бала, когда я вас провожал, я поцеловал вас… сюда.

Он коснулся поцелуем кончика носа Хэдли. Она отвернулась. Ей было нечем дышать.

– Но самый лучший раз, самый чудесный, – прошептал он, не сводя глаз с Венеции в раме, – был… десять минут назад. Вас еще здесь не было… Мы были на пляже на Лазурном Берегу… Легкий ветерок в соснах, их запах, лунные блики на волнах и ваша… рука в моих волосах. И я поцеловал вас… сюда.

Джей Джей поцеловал Хэдли в губы, но не дождался ни ответа, ни отклика. Он отстранился, и плечи его вздохнули.