Чай с Грейс Келли

– Ты хочешь сказать, что… он тебе сделал… неуместное предложение? В таком случае ты совершенно права. Эти типы думают, что если у них есть деньги…

– Нет, нет, – сказала Хэдли. – Он… Он попросил…

Косметичка упала, рассыпались кисточки и коробочки. Терри, оцепенев, не нагнулась поднять.

– …твоей руки? – прошептала она. – Джей Джеймсон Тайлер Тейлор, химические лаборатории Тайлера, миллионы тюбиков аспирина, миллионы тюбиков бикарбоната, миллионы…

Ее грудь вздымалась и опускалась от такого кощунства. Терри мелко встряхивала головой, как будто пришла из-под ливня.

– Один из самых богатых наследников этой страны сделал тебе предложение. Ладно. Не говори мне, что ты плачешь от счастья. И не говори, что ты ему отказала, или я воткну эту кисточку тебе в глаз. Нет, только не говори мне этого.

Хэдли молчала.

– Ясно, ты это сделала.

Терри собрала с пола кисточки, коробочки и косметичку. Когда она выпрямилась, на лице ее было выражение бесконечной грусти и жалости.

– У тебя должна быть веская, очень веская причина. По крайней мере, я на это надеюсь.

Хэдли опустила голову.

Самая веская причина на свете. Она гонялась за тенью. Ее не отпускал призрак, встреченный в поезде. Тайна, сделавшая ей ребенка.

– Я прилично выгляжу? – спросила она еще сдавленным от слез голосом.

Терри кивнула и пошла следом за ней к стойке.

Пришел мужчина. Высокий и худой, в сером пальто, светлые глаза смотрели из-под серой шляпы. Он поздоровался с гардеробщицами.

– Я жду даму, – сказал он.

– Которая опаздывает? – спросила Терри, скромно улыбаясь.

– Настоящая дама никогда не опаздывает… хотя эта частенько заставляет себя ждать, – ответил он. – Скажите ей, что я жду в баре. На ней будет белая шляпа. Или зеленая. Или лиловая. Во всяком случае, не коричневая и не бежевая, говорят, это убивает цвет лица.

Он рассмеялся. Хэдли проводила его взглядом.

Однажды. Однажды, может быть, Арлан откроет эту дверь и войдет сюда, в «Сторк». Он будет в пальто, но она увидит только его светлые глаза и белокурые волосы. Она поднимет дощечку стойки и бросится в его объятия, и…

– Господи, Хэдли! – шепнула Терри, глядя на нее. – Я надеюсь, у тебя и правда есть веская причина.

* * *

Уайти открыл даже раньше, чем она позвонила. Он был в манишке с воротничком, светлые волосы аккуратно причесаны справа, взъерошены слева.

Она нашла его озабоченным и красивым. Он нашел ее припозднившейся и непринужденной.

– Входите, входите. Я на раскаленных углях!

Он часто выглядел небритым, но сегодня вечером щеки у него были гладкие.

– Неужели? – сказала Шик.

Лукавый излом губ за ослепительно яркой помадой (освеженной у почтовых ящиков в холле) и отсутствие извинений должны были его отвлечь. Жалкие хитрости, чтобы скрыть бешеный галоп в груди. И как назло, ни музыки, ни свиста канарейки, ни ссоры соседей, ничего, что могло бы заглушить стук этого бешеного галопа.

Но Уайти ничего не слышал и ничего не видел, кроме смятого прямоугольника ткани в своей руке.

– Сорок первая попытка… Я сдаюсь. Загадка галстука-бабочки навсегда останется для меня неразрешимой. Вы обладаете знанием сержанта-инструктора в этой материи, я надеюсь? – нервно бросил он.

Квартира была все такой же безликой, обстановка такой же скудной. Мортимер, глиняный кенгуру, все так же недоумевал, какой поворот судьбы забросил его на эту этажерку. И, конечно, книги. Пирамиды книг, сумятица, толчея книг.

Она изящно повернулась к нему спиной, чтобы он снял с нее накидку. Он поспешил это сделать, сконфузившись и сунув тряпицу в карман.

– Я пренебрегаю законами гостеприимства, извините меня. Во всем виноват этот окаянный кусок текстиля. Или дело в том, что я отвык…

Накидка соскользнула с ее плеч. Она повернулась к нему. Они посмотрели друг на друга, и Шик поняла, что выиграла очко. На конец-то.

– …принимать дам? – прошелестела она.

– Вы… ослепительны.

Он встряхнулся напоказ, на манер персонажа мультфильма – так они разбиваются о дно каньона, и россыпь звезд разлетается у них над головой.

– Если я хочу быть на высоте, – сказал он, – мне чертовски нужно придать форму этому непокорному клочку ткани.

Шик снисходительно рассмеялась. Она начинала чувствовать себя счастливой. Даже отвязной. Она привстала на цыпочки, склонив лицо, близко, совсем близко.

– Вы никогда не приветствуете ваших гостей?

Он всмотрелся в нее своими светлыми глазами. С гримаской смирения запечатлел поцелуй в уголке ее губ. Поцелуй, который можно было назвать сдержанным и… фрагментарным. Была ли это победа?

– Я подтверждаю, что вы самая очаровательная девушка в Нью-Йорке, Фелисити.

Она решила, что это победа. Пусть даже микроскопическая. Пусть даже от комплимента повеяло неощутимым холодком.

– Зовите меня Шик, – прошептала она. – Весь Нью-Йорк зовет меня Шик.

Он отошел, поставил на поднос два бокала, налил белого французского вина, искрящегося прохладой. Она села на диван, сдвинув в сторону валявшуюся на нем кипу книг. Он сел рядом.

– А меня, – продолжил он разговор, – никто не зовет Уайти, кроме этого чудака Аллана Конигсберга, ведь Уайти – его собственная находка.