Чай с Грейс Келли

– Из-за ваших волос, да, я знаю. Такой светлый блонд.

Она понюхала содержимое своего бокала.

– Вы с ним видитесь?

– Он теперь занятой малый. Пишет анекдоты для журналов, гэги для телевидения под именем Вуди Аллен. Конигсберг звучит на его вкус слишком по-немецки.

– Пятнадцать лет, и уже большой оригинал.

– Это еще не все. Два или три раза в неделю маленький клуб в Бруклине платит ему два доллара за показ фокусов.

– Вы ходили его смотреть?

– Нет еще. Но не сомневаюсь, что он никогда не станет фармацевтом. Вы помните день томатного супа, скандал с его матерью?

Она отпила глоток.

– Превосходное вино. Это был день, когда мы встретились в первый раз, день, когда…

Когда я по уши в тебя влюбилась.

– Когда от томатного супа меня отвернуло до рвоты на всю оставшуюся жизнь.

Он сосредоточился на своем стакане, как будто смотрел в нем сцены из фильма.

– Меня зовут Арлан, – сказал он.

– Я знаю… Уайти.

– Вы знаете? – переспросил он с улыбкой, но нахмурив брови. – Это в «Полиш Фолк Холл» вам сказали? Сарина?

– Я знала гораздо раньше. На…

Она закусила уголок губы. Их несло к опасному берегу.

– На Рождество. В книжном магазине Трумана. Когда та маленькая девочка подбежала к вам, потому что вас узнала.

Пальцы Уайти дрогнули на круглом бокале. Он его разобьет, подумала она, и в груди снова завибрировало. Она отпила еще глоток.

– Насколько я поняла, вы познакомились с ними в поезде, с ней и ее матерью. Малышка назвала вас Арланом. Вот откуда я знаю.

Он молчал. Снова он замкнулся, словно в каком-то флаконе, где был только он один, как в тот вечер в книжном магазине. Шик сделала два больших глотка подряд, поставила бокал.

– Я предпочитаю Уайти, – сказала она. – Под этим именем я вас узнала.

Она села на свои руки, подавляя отчаянное желание погладить его волосы.

– Я должна кое в чем покаяться, – продолжала она тоном выше.

Уф. Флакон открылся… и освободил его. Он повернулся, посмотрел на нее вопросительно.

– Я ничего не смыслю в галстуках, – призналась она. – Никогда в жизни ни одного не завязала.

И, глядя на его растерянное лицо, она громко рассмеялась.

– Шик… Это правда? Вы шутите или?..

С сокрушенным видом пай-девочки она подтвердила:

– Этот кусочек текстиля – непроницаемая тайна и для меня тоже.

Он засунул большой палец между манишкой и шеей, словно искал дополнительный глоток кислорода. Шик высвободила одну руку и потрясла указательным пальцем, как когда-то миссис Друдс, ее учительница в третьем классе, трясла своим перед носом туповатого ученика. Но Шик добавила свой личный штрих: надутые губки, те самые, что в важные вечера наделяли ее неотразимым шармом Джин Тирни.

– Однако, – выговорили надутые губки, – я предлагаю вам как минимум три решения на выбор, чтобы… развязаться с этой проблемой. Первое: вы останавливаете прохожих на улице, пока не наткнетесь на парня, который знает эту песню… Моряка, например? Второе: в «Сторке» за два, скажем, доллара ловите гардеробщицу, чтобы она помогла вам выйти из положения. Третье…

– Вот язва! – перебил он со смехом. – Шик, вы просто чума! А я-то пригласил вас к себе для этого!

Он осекся, искоса поглядывая на нее.

– Неплохо придумано с гардеробщицей. Даже изобретательно. У них у всех, думаю, есть запас, как мне самому в голову не пришло? Так какое, вы сказали, решение номер три?

– Я еще ничего не сказала.

Она удобнее пристроила затылок на спинке дивана, глубоко вдохнула и посмотрела ему прямо в глаза неожиданно серьезно.

– Третье, – сказала она совсем тихо. – Вы, я и ваш окаянный непокорный текстиль не пойдем в «Сторк».

20. I could write a book [80]

– Я умею варить макароны.

– Отлично. Только томатную пасту я вчера выбросил.

– Тогда яйца? Яичницу я тоже умею жарить. По крайней мере, мне кажется.

Если что, подумала Шик, всегда можно спуститься и съесть по гамбургеру. Но это будет совсем не то.

– Яйца у меня не переводятся. Не знаю, каким чудом. Наверно, где-то в моем холодильнике притаилась несушка.

Она рассмеялась, повязывая огромное полотенце вокруг талии… и «Моей милой». Господи, видела бы Мушка это кощунство!

Шик и сама не могла опомниться. Откуда взялся этот порыв, заставивший ее предпочесть ужин на скорую руку в этой двухкомнатной квартире, на ее взгляд безобразной, шикарному бархату клуба «Сторк»? Она решила не ломать голову и достала из коробки яйца.

– Разбить их и пожарить в одной из ваших книг? – спросила она.

– Что? О… посуда в этом шкафчике.

Она обнаружила там сковородку и миску, в которую победоносно разбила первое яйцо. Следующее, увы, разбилось о кухонный стол – почему-то наклонный, – растеклось на нем и совершило самоубийство в раковине. После нескольких жалких содроганий желток уставился на нее с укоризной.

Она пустила воду, чтобы скрыть безобразие, и взяла еще одно яйцо. Зажмурилась, чтобы сосчитать до трех…

На счет два крепкая рука обхватила ее за талию. Шик открыла глаза и обернулась. Никогда еще она не видела Уайти так близко. Несколько секунд она стояла оглушенная, словно проглотив язык.

– Я займусь яичницей, – сказал он. – Присядьте. Или сделайте пока соус винегрет для салата.