Чайки за кормой

Мондель пробормотал «Хм!» и, нисколько не смутившись, продолжил осмотр.

* * *

Действие «Тихого места» неторопливо, но уверенно продвигалось вперед. Уже стали понятны основные линии интриги, и с полной очевидностью вырисовалась фигура главного злодея – мальчика-почтальона, ворующего с конвертов марки.

В антракте Мондель зашел в буфет. Он заплатил за кофе и окинул взглядом помещение, чтобы найти свободный столик. У окна сидела тридцатилетняя женщина с длинными рыжими волосами и крупными карими глазами. Она задумчиво смотрела на пирожное, лежащее на блюдце, и правой рукой смахивала со стола несуществующие крошки.

Мондель подошел к даме и спросил:

– Свободно?

Женщина, не отрывая взгляда от блюдца, кивнула головой.

Устроившись рядом, Харитон сделал глоток кофе, слегка прикрыл глаза и начал нараспев:

Быть или не быть – вот в чем вопрос, Что лучше для души – терпеть пращи И стрелы яростного рока, Или, на море бедствий ополчившись, Покончить с ними?

О, где ты, та единственная,
С коей я ночь сегодня проведу?

Рыжеволосая встрепенулась на двух последних строчках и удивленно произнесла:

– Но в монологе Гамлета этого нет!

– Серьезно? Это все у меня от усталости. По пятнадцать спектаклей в месяц. Гастроли в провинции – ужасная вещь. Местная публика, изголодавшаяся по настоящему искусству, не дает продохнуть. Приходиться играть через день.

Женщина, глядя на Монделя, как на икону, спросила:

– Вы артист?

– В некотором роде… Скорее даже режиссер. Но если возникает необходимость, то могу и сам на поле… на сцену выйти.

В следующей части ответа Мондель так запутался, что окончательно покорил даму.

– Людмила, – жарко сказала она, протягивая ему руку.

– Феликс, – представился Мондель.

Захлопывая ловушку, он так сильно развил свое видение современного театрального искусства, что даже поперхнулся кофе.

Людмила ласково постучала по спине своего нового знакомого.

Извинившись, она отошла в сторону и набрала номер на мобильном. Как всякая красивая женщина, она имела свою историю. И как всякая счастливая женщина, была немного несчастна.

– Алло! – ответил эфир.

– Федя, ты со мной больше не живешь! Забирай свои вещи и уходи!

После спектакля Мондель попросил Людмилу подождать. Сам же он зашел за кулисы.

Найдя там режиссера, он сдержано похвалил постановку и доверительно сообщил:

– Живу без радости. Хотелось бы развлечений.

Режиссер растерянно пожал плечами:

– В цирк сходите.

– Был уже. Не удовлетворился. Хотелось бы осуществить несколько постановок на свежем воздухе.

– Это связано с выборами?

– С этим я и сам как-нибудь справлюсь. Я же говорю – развлечься надо. Оплата будет хорошей.

– Наличными?

– Безусловно.

– Что надо делать?

– Все знают, что счастье – не в деньгах, но наиболее талантливые стремятся убедиться в этом лично, – на время ушел от прямого ответа Мондель.

Выйдя из театра, Харитон взял под руку Людмилу и повел огнедышащую женщину в ее «хижину».

– День пропал не зря, – подводя черту под сутками, сообщил соискатель кресла мэра вслух.

Женщина думала о своем и в смысл фразы вникать не стала.

«Шел ведь насладиться прекрасным. А выискал почему-то телесное. Но Колумб ведь тоже не Америку искать поплыл», – размышлял Мондель, идя по ночному городу.

У Людмилы, которую Харитон взял под руку, мысли приобрели форму цветных картинок и на слова не переводились.

Глава 20

Сроки поджимали – до вторника оставалось все меньше времени.

Мондель шел по рынку, старательно обходя лужи и пропуская возбужденных домохозяек. На его лице разлилась улыбка – он вспомнил эпизод с приобретением одежды.

Рынок пел и голосил, обменивая полезные витамины на неопрятные, с огромным количеством микробов, бумажные деньги. Жужжали, словно опылители-шмели, гордые дети гор, бегая за покупателями и весьма экспрессивно предлагая свой товар. Чирикали рано состарившиеся за прилавками обмотанные платками матроны. Звенели детскими голосами только входящие в рынок молодые девушки – продавщицы цветов.

Мондель подошел к крепкой на вид бабусе и спросил:

– Почем лучок, любезная?

– Пятнадцать рубликов прошу, милок.

Независимый кандидат сделал паузу и, слегка приблизившись к торговке, спросил:

– Это сколько тебе пучков продать надо, чтобы с голоду не помереть?

Бабушка была рада поговорить и к вопросу, несмотря на его остроту, отнеслась благосклонно.

– Если продать не смогу – сама тот лук и съедаю. Тем и живу.

– Занятно… – сказал Харитон и, перейдя на конспиративный шепот, спросил:

– А деликатесов отведать не хотелось бы? Икры там, бананов с лососем?

Бабушка спокойно отнеслась к неожиданному вопросу.

– Зубочков-то уже нет, сынок. Хотя желание осталось.

– Ну, и то хорошо, – промолвил Мондель и выжидательно затих.

Бабушка поперекладывала пучки с места на место и ласково спросила:

– Так про икру-то что?

Харитон лениво зевнул, расправил плечи и ответил:

– С икрой могу помочь, бабуля. Ну и ты мне поспособствуй.

– А я-то как смогу?

– Ты тут, почитай, всех на рынке знаешь?

– А то как же! Не первый год.

– Разговоры разговаривать тоже, поди, любишь?

– И это правда.