Чайковский

После гамбургской премьеры Чайковский, посетив ненадолго Париж, вернулся на родину, в Майданове. На его столе лежали завершенный, но не инструментованный балет «Щелкунчик» и сочиненная лишь частично, в эскизах опера «Иоланта». Оба произведения были им закончены весной: в марте — «Щелкунчик», в апреле — «Иоланта». «Опера выйдет на днях», — записал он 20 апреля, в день, когда он дирижировал полюбившейся ему еще в Париже оперой Гуно «Фауст». Она ставилась частным оперным товариществом в Киеве, во главе которого стоял И. П. Прянишников. Композитор был хорошо знаком с Ипполитом Петровичем и высоко ценил талантливого певца, обладающего выразительным голосом баритонального тембра и почти десять лет выступавшего на сцене Мариинского театра. И. П. Прянишников был первым исполнителем партии Лионеля в петербургской постановке «Орлеанской девы». Во время пребывания Петра Ильича в Киеве в связи с подготовкой премьеры оперы «Пиковая дама» пути их вновь пересеклись. К этому времени Прянишников начал заниматься режиссерской деятельностью, организовав первое в России Оперное товарищество. Когда автор «Пиковой дамы» узнал об этом, его уважение и симпатии к артисту еще больше возросли. Композитор достаточно скептически отнесся к идее Ипполита Петровича переехать в Москву. Чайковский сомневался, и не без основания, сможет ли Товарищество завоевать московскую публику, чьи симпатии давно принадлежали Большому театру. Тем не менее он горячо поддержал коллектив энтузиастов, когда они прибыли в Москву.

Из восьми опер, находившихся в репертуаре Товарищества, Чайковский взял для себя любимых «Демона» Рубинштейна и «Фауста» Гуно, а также и «Евгения Онегина».

Каждый из трех спектаклей под управлением Чайковского, состоявшихся в апреле 1892 года, проходил с аншлагом.

И все же недолгий творческий взлет частной оперной труппы с участием известного русского музыканта доставил много радости и яркие воспоминания артистам весенних спектаклей, которые, по словам И. П. Прянишникова, «полные благодарности, всей труппой проводили его на вокзал Николаевской ж. д.».

После короткого пребывания в Петербурге Чайковский вернулся в новый дом, снятый в Клину. Двухэтажный дом с просторной верандой и небольшой угловой башенкой над парадным подъездом стал для него последним постоянным пристанищем, где он находился «у себя», «в своем углу», «в своем убежище». Здесь ему нравилось все: планировка дома, близость густого березового леса, протекающая совсем рядом живописная речка Сестра. Нравилось и то, что городок Клин находится на дороге между Москвой и Петербургом: «Я живу на самом шоссе, так что и в дождь могу гулять не утопая в грязи», — писал он в письме из Клина.

Пять комнат второго этажа, которые занимал композитор, вполне устраивали его. Одна из них, просторная и светлая, выполняла сразу три функции: музыкальной залы, гостиной и кабинета. В ней находились небольшой рояль, столики со стульями для гостей, письменный стол с зеленым сукном и шкафы с книгами и нотами, вмещавшие обширную библиотеку хозяина дома. Комнату украшал камин, на котором стояли купленные в Праге часы. В одном из углов — дверь, ведущая в небольшое застекленное помещение башенки над подъездом первого этажа, получившей название «фонарик». Здесь композитор любил проводить утреннее время за чаем, просматривая газеты и журналы.

В большую комнату можно было легко попасть из прихожей и из спальни, окнами выходившей в небольшой сад. В спальне, прямо над кроватью, Петр Ильич повесил подаренную ему неизвестной почитательницей после первого концерта в Лейпциге небольшую продолговатую картину под названием «Меланхолия». А у окна был поставлен еще один рабочий стол. На верхнем этаже были и две комнаты для гостей.

Внизу находилась обширная столовая, кухня и комната так называемого слуги Петра Ильича, который стал для композитора за двадцать лет совместной жизни попросту родным человеком. Еще в 1873 году, молодым деревенским пареньком, пришел Алексей Софронов в дом Чайковского. Теперь Алексей Иванович стал незаменимым помощником композитора в его полной забот и хлопот жизни, выполняя функции своеобразного дворецкого, эконома, доверенного во всех делах и поручениях, а то и просто курьера. Ощутив полную гармонию чувств и мыслей в новом пристанище, Петр Ильич с удовлетворением пишет в письме к родственникам: «Мне дома очень хорошо, и заниматься я нигде не могу с такими удобствами, как здесь…» Он придумал маленькую удобную хитрость, заказав на дверь перевертывающуюся металлическую табличку со словами «Нет дома», и очень радовался ей.

Вскоре Чайковский выехал в Москву, так как хотел показать И. А. Всеволожскому и его театральному окружению законченную «Иоланту». Опера вызвала у них неподдельный восторг. Рад был и композитор, для которого завершение одного произведения означало возможность начать другое. Ведь в этом была вся его жизнь! И действительно, через три дня его можно было увидеть снова сидящим за рабочим столом.