Чахоточный шик. История красоты, моды и недуга

Я испробую все средства, которые могут предложить опыт, здравый смысл и квалифицированные профессора; но я убежден, что моя болезнь — чахотка. Я бегу от шарлатана прочь как от вредителя, а от аптекаря — как от ненужного придатка; и, не обладая достаточным состоянием, чтобы отправиться со всеми моими друзьями в Лиссабон, я со всем возможным удовлетворением подчинился бы обстоятельствам моего положения и умеренно предавался той еде, которую мог бы съесть мой желудок, проводя короткий остаток жизни в лоне моей семьи. Ибо любая форма смерти намного предпочтительнее, чем остаться выкашливать свое сердце в уединенной гравийной яме или быть измученным поездкой в почтовой карете в Клифтон с его ужасными могильщиками, сующими свои карточки с предложением услуг; аптекарями, предвкушающими прибыль за свои порошки селитры, спермацетовые жидкости и шелковые повязки на шляпы; и подмастерьями плотника, меряющими скелет, идущий по улице, и недоумевающими, почему этот джентльмен все еще жив379.

Семейство Сиддонс прибыло в Клифтон летом 1798 года, по словам Салли, из-за «страстного желания Марии приехать сюда»380. Вскоре после этого миссис Сиддонс вместе с Салли отправилась в тур по центральным графствам Англии, оставив Марию на попечении миссис Пеннингтон, жившей на фешенебельной площади Даури381. Мария, кажется, в полной мере наслаждалась всем, что могли предложить Клифтон и бристольские горячие источники, немедленно начав «пить воды и ездить верхом»382. Во время турне миссис Сиддонс неоднократно интересовалась и комментировала здоровье Марии. 26 июля она писала миссис Пеннингтон: «Я знаю, что она ходила на бал, надеюсь, это не причинило ей вреда. Эта погода к тому же не дает ей кататься; расскажите мне о ее пульсе, о потоотделении, о кашле, обо всем!»383 В этих строках сквозит беспокойство матери по поводу нагрузки, которую накладывала социальная активность Марии на ее больной организм, равно как и ее тревога из-за того, что ее дочь не сможет заниматься предписанной докторами верховой ездой384. Несмотря на свое беспокойство, миссис Сиддонс по-прежнему надеялась, что Клифтон и воды Бристоля окажут благотворное влияние на здоровье Марии. Сообщения о состоянии Марии создают портрет молодой женщины, которая, если не выздоравливает, то, по крайней мере, наслаждается развлечениями, доступными в Клифтоне385. Так, 17 июля Салли писала мисс Бёрд: «Мария пишет, что чувствует себя хорошо и ей разрешили посетить два бала, но не танцевать»386. Мнение, что танцы способствовали развитию чахотки, могло повлиять на запрет хрупкой девушке танцевать.

К концу июля 1798 года миссис Сиддонс, кажется, осознала серьезность болезни Марии, и ее страхи усилились, когда та начала чахнуть. Она поблагодарила свою подругу миссис Пеннингтон за заботу о дочери, написав: «Милое создание <…> говорит, что при иных обстоятельствах она не могла бы быть так счастлива в разлуке с нами, если бы не вы. <.. > Как печально, что погода неблагоприятная, но позвольте мне надеяться, что с вами она сможет продолжить верховые прогулки!»3 87 Письмо миссис Сиддонс также отражало широко распространенное мнение о том, что вызванные развитием чахотки изменения, отражавшиеся на лице больного, выглядели привлекательно, поскольку она писала о том, что «следила за каждым изменением ее прекрасного, разнообразного, интересного лица»388.

С августа в письмах миссис Сиддонс к миссис Пеннингтон говорилось о ее смирении и принятии судьбы Марии. «Мой удел — болезни и печали. Мой дорогой и добрый друг, будь уверена, что я безоговорочно полагаюсь на твою откровенность со мной и нежность к моей милой Марии. Я не обольщаюсь мыслью, что она еще долго пробудет со мной. Да будет воля Божья; но я надеюсь, я надеюсь, что она не будет сильно мучиться!»389 Также Сиддонс поделилась своими опасениями за будущее своей старшей дочери, написав о состоянии Салли. Она была явно обеспокоена тем, что хрупкое здоровье повлияет на перспективы замужества Салли, несмотря на возобновленные ухаживания Лоуренса. Как напрасно я льстила себе, говоря, что другое мое дорогое существо приобрело достаточную силу конституции, чтобы избавиться от этого жестокого недуга! Вместо этого он возвращается с нарастающей скоростью и неистовством. Какая печальная перспектива ждет ее в браке? Потому что теперь я убеждена, что это конституционное и будет преследовать ее всю жизнь! Сможет ли нежность мужа равняться и компенсировать утрату нежности матери, ее неустанных забот и утешений? Разве ему не надоест переносить эти повторяющиеся приступы и не станет ли он думать, что его домашнему покою, его удовольствиям или его делам помешает необходимое и обычное внимание, которое они потребуют от него самого и от его слуг? Доктор Джонсон говорит, что мужчина должен быть воплощением добродетели, чтобы нескоро устать от больной жены <.. > По правде сказать, больная жена, должно быть, — это большое несчастье390.