Несмотря на это, современные Бёрку источники вменяли ему в вину расцвет болезненного шика. В 1811 году журнал La Belle Assemblee опубликовал тираду против идеи о том, что болезнь привлекательна, и задал своим читателям вопрос: «Когда же эта удручающая чувствительность <.. > стала повсеместной в женском мире?» Можем ли мы утверждать, что виной этому отступлению от природы был знаменитый трактат о возвышенном и прекрасном мистера Бёрка? Неужели восход этой блестящей звезды гения парализовал [sic] женский разум? Могла ли прелестная читательница не поддаваться искушению его утверждений, когда он сообщал им, что они следуют за природой в совершенствовании красоты, когда учатся шепелявить, пошатываться при ходьбе, быть умилительно слабыми и прелестными в страданиях?
Автор сравнивал подобное притворство с самой болезнью, говоря о «его заразном влиянии» и заявляя, что оно «продолжает распространяться повсюду среди тех, кого нельзя обвинить в связи с разрушительным источником <…> превратное понимание его [Бёрка] категорий, возможно, в значительной степени способствовало преобразованию подлинного сияния здоровой красоты в болезненное томление и аффективную слабость путем поощрения вредных для конституции привычек»469. В девятнадцатом веке строго гендернодифференцированная классификация Бёрка была расширена, чтобы включить в нее стандарт женственности, определявшийся красотой и изящной слабостью, особенно он был характерен для среднего и высшего классов470.
В 1813 году автор сатиры «Время, в которое мы живем» ясно выразил растущее напряжение по поводу соотношения важности здоровья и красоты: «Не знаю, что хуже — навредить здоровью или красоте, потому что, уверен, первое не имеет в этом мире большого значения в отсутствие второго. В самом деле, я не могу представить себе ситуацию печальней, чем когда осознаешь себя самым уродливым человеком в комнате»471. Описанное предпочтение эстетики физическому здоровью было важным аспектом дебатов о модном образе жизни, и к девятнадцатому веку идеальные качества, присужденные женщинам, стали воплощением ряда предрасполагающих к чахотке факторов. В результате хрупкое телосложение женщины послужило отличной основой для создания метафоры туберкулезной красоты. Она не была плодом лишь литературного творчества; авторы медицинских трактатов также помогали сформулировать и построить эту взаимосвязь472.
В начале девятнадцатого века здоровье и активность уже стали считаться вульгарными, в то время как томные и вялые дамы с бледной кожей были на пике моды473. Свидетельства того, что такой вид красоты неуклонно обретал приверженцев, можно почерпнуть из сатиры «Сцены светской жизни, № 1. Вывести дочерей в свет» (1829), где одна мать замечает недостатки дочери другой дамы. «Но я думаю, что лицо мисс Беллы слишком жизнерадостное и здоровое, то есть свежее и румяное, для светского общества. Благородная бледность и апатия в дебютантке — необходимое качество. Есть приятная безмятежная томность, которая представляет четкую границу, отделяющую девицу от вульгарности»474. К счастью, изъян Беллы, состоящий в ее хорошем здоровье, можно было легко исправить «за месяц совершения визитов».
Ничто лучше лондонской зимы не придаст светский шик, который, как вы заметили, так важен для людей высокого рождения! Нет ничего ужаснее, чем увидеть на фоне городского собрания румянец доярки. Краснота розы неуместна там, где главный предмет восхищения — томная нежность лилии, как отмечала леди Бетти Коклетоп475 в присущей ей элегантной манере. Каким алебастровым созданием она была! <.. > Никогда я не видела столь красивого цвета лица, приличествующего людям благородного сословия476.
Жизнь в Лондоне и безумства модного образа жизни создавали огромное количество дополнительных рисков развития чахотки. Светская жизнь лишала женщину времени на отдых и ложилась тяжким бременем на ее организм, следствием чего могла быть болезнь и даже смерть. В 1825 году миссис Уильям Паркс посетовала: «Вы все знаете молодых женщин, прежде здоровых и энергичных, которые становились слабыми, чахлыми и вялыми, когда им приходилось порывать с привычками их юности и когда, вступая в модные круги, они в часы отдыха предавались веселью и развлечениям. Поздний и нерегулярный отход ко сну весьма препятствует сохранению здоровья»477.