Чахоточный шик. История красоты, моды и недуга

Поскольку здоровье было больше не в моде, если болезнь не возникала естественным путем, некоторые женщины использовали внешние атрибуты болезни. Журнал The World of Fashion осветил это явление в 1832 году, подробно описав уловки одной парижской дамы. Есть люди, которые не могут жить, пока не болеют; это может показаться невероятным, но это чистая правда. Знаменитого французского врача вызвали к одной знатной даме, болезнь которой поставила в тупик весь медицинский мир Парижа. Она призналась своему новому врачу, что хорошо ела, хорошо пила и хорошо спала и что по всем внешним признакам она выглядела совершенно здоровой. «Хорошо, — сказал мсье, — тогда вам нужно лишь следовать моим указаниям, и я вскоре уберу все признаки здоровья, уверяю вас!»478 Настолько широко распространена была мода на болезненный вид, что ее даже использовали как аргумент в дебатах по поводу принятия первого Закона об избирательной реформе. Tait’s Edinburgh Magazine упомянул этот факт как доказательство того, что законопроект был необходим, чтобы вырваться из-под контроля «модников». «Разве кому-нибудь приходилось слышать о „моднице" со здоровым цветом лица? Он бы положил конец ее притязаниям»479. По мере того как нездоровый внешний вид обретал все большую популярность, одной из болезней, выбранных в качестве модели для подражания, была чахотка. Как мода на нездоровье превратилась в связь между красотой и туберкулезом и почему в качестве модели выбрали именно чахотку? Ответ может заключаться в установившейся связи между признаками красоты и физическими проявлениями туберкулеза, используемыми в качестве диагностических маркеров. Красота считалась одним из важных признаков наследственной предрасположенности к туберкулезу; кроме того, считалось, что при выявлении болезни ее симптомы увеличивали привлекательность больного480.

В руководстве «Искусство красоты» (1825) рассматривались сложные и запутанные отношения между здоровьем и красотой в целом и роль туберкулеза в частности. Это был первый подробный труд о красоте в Англии, который приобрел широкую популярность среди женщин среднего и высшего классов481 Хотя в работе прямо указывалось, что красота возникает из состояния здоровья (что противоречит утверждению Бёрка о том, что красота была «хрупкой и легко повреждаемой»), в случае туберкулеза эта связь нарушалась с помощью одного из его наиболее характерных симптомов — гектической лихорадки. Считается, что здоровье — это неизменный спутник красоты; из этого следует, что мы не сможем сказать, здорова женщина или нет, если только ее лицо не красиво. Нет, есть некоторые болезни, например гектическая лихорадка, которая значительно улучшает [sic] красоту лица <.. > в таких случаях даже врач, знающий, что это признак смертельной болезни, не может заставить себя думать, что лицо некрасиво, что оно не стало красивее482. Медицинские объяснения болезни еще больше повысили популярность идеи чахоточной красоты. Из-за веры в наследственные объяснения туберкулеза тонкая внешность не только рассматривалась как продукт чахотки, но и часто использовалась в качестве маркера, определяющего наиболее уязвимых к болезни. В 1799 году в The Medical and Physical Journal с уверенностью утверждалось, что подлинная чахотка является результатом «особых обстоятельств конституции», которые «уносили целые семьи, особенно женщин», отмеченных «красотой»483.

Наблюдения и опыт привели медицинских экспертов к выводу, что люди с определенными характеристиками чаще страдают от чахотки, чем те, у которых эти качества отсутствуют. Эти «подозрительные» физические особенности совпадали с идеей предрасположенности к туберкулезу и служили «лакмусовой бумажкой», позволяющей выявить туберкулез. Из-за трудностей диагностики, а также из-за отсутствия явно видимых симптомов люди часто даже не подозревали, что больны, пока заболевание не достигало последней стадии. Однако со временем у пациента проявлялись анатомические изменения, характерные для туберкулезного габитуса484. В результате многие считали определенные физические качества, в том числе красоту, признаком тех, кто наиболее уязвим для болезни, а не просто следствием болезни. Таким образом, красота часто использовалась в качестве диагностического маркера и являлась важным признаком наследственной предрасположенности. Например, в 1801 году The Monthly Magazine в статье «Очерки о болезнях в Лондоне» подчеркивал связь между чахоточным цветом лица и «физиогномией, которая в целом, особенно у женщин, более чем обычно интересна и привлекательна». Далее в ней утверждалось, что «красота связана с туберкулезом» и «качествами, которые приятно созерцать, не всегда желательно обладать! Эти изысканные прелести <.. > лежат на границе с болезнью»485. Разница между предрасположенностью и активным заболеванием, казалось, была вопросом степени проявленности таких черт, и постепенно перечень признаков предрасположенности сравнялся с многочисленными предполагаемыми причинами туберкулеза.