Чахоточный шик. История красоты, моды и недуга

Еще одним важным звеном между туберкулезом и красотой была улыбка, поскольку считалось, что туберкулез отбеливает зубы. Колин Джонс писал о растущей важности улыбки в эстетике чувствительности восемнадцатого века и утверждал, что «приятная улыбка <…> становится ценным товаром»506. Джонс также отмечал, что «с середины прошлого века культ чувствительности, очевидный в художественной литературе, драматургии и живописи, произвел переоценку улыбки как маркера внутренней и внешней красоты и как символа идентичности»507. На рубеже девятнадцатого века красивая улыбка была желанным и востребованным атрибутом красавицы. В 1780 году Medical Commentaries сформулировали «признаки предрасположенности к туберкулезу», заявив, что «здоровые зубы» были важным признаком и «среди тех, кто стал жертвой этой болезни, большинство никогда не имело кариозных зубов»508. Согласно книге «Советы врача по профилактике и лечению чахотки», «белые прозрачные и здоровые зубы» были характеристикой тех, кто предрасположен к заболеванию509. На прилавках магазинов и аптек можно было найти широкий ассортимент зубных порошков, и еще больший рецептур можно было приготовить в домашних условиях. Они публиковались во многих книгах рецептов и в периодической печати девятнадцатого века. Эти составы рекламировались как незаменимые для достижения здоровья, сияния и белизны зубов510. Колин Джонс даже утверждал, что румяна использовались не только на щеках, но и на губах, поскольку «рубиново-красные губы оттеняли и подчеркивали прекрасные белые зубы»511.

Белые зубы, белая кожа, румяные щеки и губы — все эти весьма желанные качества также считались симптомами туберкулеза. Руководство «Искусство красоты» открыто признавало, что чахоточная болезнь — это верный путь к красоте, но в нем также приводились менее смертоносные способы достижения этой цели в стремлении найти баланс между красотой и здоровьем.

Оставив в стороне вопрос о болезнях, мы можем порекомендовать нашим прекрасным читательницам упражнения как единственное надежное и верное средство для повышения яркости глаз, а также гладкости и прозрачности кожи лица <.. > и легкого румянца; который, заметим, не столько признак хорошего здоровья, за который его слишком часто принимают, сколько знак, тесно связанный с воспалительными заболеваниями и, как следствие, внезапной смертью. Упаси нас Бог, скажем мы, от румяных щек и смертельных воспалений512.

Помимо «естественной» красоты, даруемой чахоткой, в девятнадцатом веке эту болезнь все чаще стали имитировать, поскольку моду на болезненность вобрали в себя практики красоты. На рубеже веков изменился идеал цвета лица. Румяные лица, популярные в восемнадцатом веке, к 1807 году были вытеснены бледными и мертвенно-белыми513. В том же году один писатель заявил: «Так модно выглядеть бледным, что <.. > первейшие девушки общества используют некий лосьон, чтобы придать лицу эту интересную и болезненную лилейную белизну»514. Существовало также более «обманчивое средство» для достижения чахоточного внешнего вида — косметика, однако считалось, что неправильное ее использование могло привести к болезни. И вновь, казалось, ключом к успеху был баланс. В периодических изданиях и публикациях, посвященных туалету и красоте, неоднократно повторялось, что «самый красивый цвет лица — это бледная гвоздика, о которой нельзя сказать, что преобладает белый или красный цвет»515. Этот тонкий баланс цвета достигался естественным образом в процессе развития чахотки. Косметические уловки от искусственного, нарочито сложного образа, популярного в прошлом веке, сместились в сторону сдержанной утонченности, призванной имитировать природу. «Искусство красоты» называло косметические пигменты «последней надеждой для прекрасного пола»516. Шесть лет спустя в «Справочнике служанки и семейном руководстве» говорилось: «Для завершенности женского туалета важен хороший выбор косметики. Благоразумно ли использование красок, лосьонов и т. д. — не нам решать; но, давая следующие предписания, мы постарались выделить те из них, что вызывают наибольшие возражения»517.