Облегающие тонкие платья неоклассического стиля не обеспечивали защиты, в отличие от одежды предшествующей эпохи, и, кроме того, сокращалось количество нижних юбок589. Как отмечалось в журнале La Belle Assemblee, «наш климат — ужасный враг этого воздушного элегантного стиля одежды, так хорошо приспособленного к легкой нимфоподобной фигуре наших прекрасных соотечественниц»590. Несмотря на преувеличенные отзывы карикатуристов и публицистов, женщины, одетые в тонкие неоклассические ткани, обращались к разнообразной одежде для сохранения тепла. Чтобы защитить себя от холода, женщины могли выбирать из широкого ассортимента модных вещей, в том числе окутывающих фигуру шалей, накидок и палантинов, или предметов одежды по фигуре, таких как спенсер и редингот591. Мода на «индийские шали» продолжалась еще долгое время после того, как неоклассицистический костюм стал частью истории, и, конечно же, появляется в выразительном описании Элизы Хеберт: она «исхудала до состояния тени, истончилась до почти неземной нежности и прозрачности. Она была одета в простое белое кисейное платье и лежала на индийской шали, в которую ее завернули, чтобы перенести из спальни. Ее маленькая ступня и щиколотка были скрыты под белыми шелковыми чулками и атласными туфельками, сквозь которые можно было видеть, как они сжались по сравнению с изначальным размером в здоровом состоянии»592. В этом случае шаль обеспечивала тепло и модное облачение усохшему от чахотки телу. Однако использование такого рода внешних покрывал медицинские эксперты считали недостаточным, особенно для тех женщин, которые уже демонстрировали конституциональную слабость. Врачи сосредоточили свои возражения против скудной моды не на верхней одежде, а на необходимости соответствия нижнего белья погоде и отсутствии в нем ворсистого трикотажа и фланели. Например, Джон Армстронг заявил, что большинство случаев заболевания туберкулезом происходило «у пациентов, которые легкомысленно подходили к выбору одежды» и что те, кто не страдал от болезни, обязаны своим постоянным здоровьем «постоянному ношению фланелевого или ворсистого трикотажа»593. К этому он добавил важность защиты от колебаний температуры, особенно для «женщин, чья естественная нежность делает их менее способными противостоять превратностям атмосферы»594. Для таких женщин особо важным было поддерживать постоянство температуры посредством подходящей одежды.
8.4. Сандалии начала девятнадцатого века. Слева: Туфли. 1806–1815. Справа: Пара женских «греческих сандалий». Англия. Ок. 1818
В «Трактате о легочной чахотке» Джеймс Сондерс подтверждал общепризнанную связь между симптомами туберкулеза и климатом:
Истощение прогрессирует; холодный воздух, сырость, мокрые ноги или холод, каким бы образом ему ни подвергались, вызывают необычную степень озноба, всегда сопровождающуюся мгновенной бледностью и резкостью черт лица <.. > лицо становится бледным <.. > за исключением того, что лицо иногда оживляет неровный румянец595. Мокрые ноги были еще одним связующим звеном между модой и туберкулезом, и эта проблема стала важным вопросом для обсуждения, поскольку струящиеся фасоны часто носили с тонкой обувью или сандалиями. В 1806 году Джон Рид отдал ступням ключевую роль в механизме заболевания туберкулезом: «Тщательным предохранением ног от холода <.. > восприимчивость к чахотке значительно снизится»596. Описание модных тенденций на следующий год продемонстрировало очевидное пренебрежение состоянием ног: «Муслин обычно носят очень прозрачный, а нижняя юбка такая короткая, что обнажает щиколотку, охваченную шнуровкой в стиле сандалии и украшенную ажурным чулком»597.
В 1807 году в журнале The Monthly Magazine отец выразил тревогу по поводу того, какое влияние новый стиль одежды окажет на его дочь, которая уже проявляла признаки чахотки, но он также признавал, что ему не удалось заставить ее одеться образом, более подходящим как для погоды, так и для ее конституции. Она была «далеко не сильной, — писал он, — и временами у нее был легкий чахоточный кашель». Однако всякий раз, когда он пытался вмешаться в ее выбор платья из опасения за ее здоровье, она проявляла «живость и бодрость духа и уверяла меня, что ей стало лучше, хотя я каждый раз понимаю, что это вынужденные усилия, просто предпринимаемые, чтобы помешать мне на самом деле запретить то, чего, как она знает, я хочу, чтобы она избегала»598. Несмотря на эти увещевания, мода, кажется, перевесила страх перед туберкулезом. В 1820 году Уильям Бёрдон писал: «Мода настолько доминирует над женским полом, что, несмотря на легкость их одежды, они постоянно подвергаются атакам чахотки <.. > они должны были скорее смириться с этими ужасными бедствиями, чем хоть по одному пункту отклониться от строжайшего закона моды»599.