Чахоточный шик. История красоты, моды и недуга

Когда представление о болезни как о проявителе характера соединяется с сентиментальной культурой в целом, легко увидеть, как чахотка может внедряться в массовые представления о красоте и в моду.

В период с 1780 по 1850 год туберкулез постоянно переплетался с дискурсами моды того времени. Риторика была сосредоточена на роли, которую мода играла в возникновении болезни. Костюм эпохи неоклассицизма, характерный для периода с 1780 по 1820 год, был в первую очередь связан с чахоткой из-за его неспособности обеспечить защиту от неблагоприятного английского климата. Считалось, что холод, сырость и даже частицы пыли могут вызвать туберкулез через взаимодействие с женской одеждой. Проблема несоответствия модной одежды климату сохраняла актуальность на протяжении всего периода. Наряду с тем, как в 1830-х и 1840-х годах корсеты становились все более важной составляющей женского костюма, они также оказывались основным объектом критики, поскольку по мере того, как фасоны платьев становились все более тесными, росло беспокойство по поводу давления, оказываемого одеждой. Связи между чахоткой и одеждой на протяжении всего периода выходили за рамки способности моды вызывать болезнь, а также неизменно отображали элементы подражания, поскольку фасоны женского костюма в разной степени либо подчеркивали последствия туберкулеза, либо фактически имитировали симптомы болезни.

Эпилог: конец чахоточного шика

Хотя современные эпохе авторы рассматривали отведенное женщине место в обществе и высокую значимость моды для этой роли как важные факторы, влияющие на женское здоровье, парадокс, созданный требованием «простоты» в сентиментальной одежде, невозможно было оставить без внимания. Так к 1850-м годам дебаты об искусственности моды и ее биологических последствиях значительно повлияли на взгляды на чахотку и помогли изменить женскую моду. Санитарная реформа и социальные задачи в совокупности превратили туберкулез во второй половине девятнадцатого века из состояния, мыслимого как придающее больному красоту и интеллект, в биологическое зло, продукт социальных условий, которые можно и нужно менять и контролировать.

Целостный чахоточный образ, служивший типичным примером сентиментального женского костюма 1840-х годов, изменился в 1850-е, и, по утверждению Валери Стил, «довольно безвкусная простота стилей 1840-х в 1850-х годах уступила место мирскому жизнелюбию, и несколько поникший силуэт вновь обрел пышность и яркость»708. В последующее десятилетие за женщинами вновь признали право на здоровье и энергичность709. Больная и хрупкая женщина эпохи сентиментализма в 1860-х и 1870-х годах полностью уступила место вновь вошедшим в моду «здоровым» женщинам710. Параллельно движению в сторону здоровой красоты происходил сдвиг в интерпретации чахотки и ее значения для женщин. Когда влияние чахоточной идеологии на население Британских островов стало ослабевать, что сопровождалось сдвигом в восприятии болезни и потерей ею респектабельности, мода перестала следовать диктату болезни. Этот отказ от чахоточного шика коренится не только в социальных и санитарных реформах, но и являет результат изменения риторики о болезни в литературе, начавшегося во второй половине 1840-х годов711.

Романтизированная мифология чахотки не исчезла, но объект дискурса сместился с респектабельных женщин на модель падшей женственности. Это изменение иллюстрирует выход в 1848 году популярного романа Александра Дюма-сына «Дама с камелиями». Его перевод на английский язык был опубликован в 1856 году712, но даже до его публикации англичане наверняка были знакомы с этой историей, поскольку на произведение часто выходили рецензии 13. Также произведение неоднократно упоминалось в периодических изданиях, часто при обсуждении сплетен из Парижа, как в случае с журналом Blackwood Edinburgh Magazine: «Единственным ярким и решительным успехом года стала La Dame aux Camelias, «Дама с камелиями», которая после ста или больше показов весной возродилась этой осенью с едва ли меньшим успехом»714. История была навеяна судьбой (Альфонсин) Мари Дюплесси (1824–1847), куртизанки, страдавшей, по ее словам, «одной из тех болезней, которые никогда не проходят. Я не проживу так же долго, как другие, я пообещала себе жить быстрее»715. Она умерла от чахотки в возрасте двадцати трех лет после короткой и славной карьеры любимицы парижского полусвета716. Дюплесси была настолько известна, что, когда после ее смерти ее имущество распродавали с аукциона на публичных торгах, они даже привлекли внимание Чарлза Диккенса, посетившего аукцион717.