Чардаш смерти

Взрыкивая двигателем, бронемашина начала медленно поворачиваться вокруг собственной оси. В свете прожекторов одна за другой возникали апокалиптические картины умирающего города. Обуглившаяся яблоня, усыпанная сморщенными, почерневшими от копоти плодами, но совершенно лишенная листвы. Остов кирпичного одноэтажного домишки, двухскатная крыша которого поехала было на правый бок, но зацепилась краем за козырёк добротного крыльца. Так домишка сделался похож на подгулявшего шалопая, со съехавшим на ухо картузом. Луч прожектора полз по завалившемуся наперёд дощатому забору. Пространство над ним зияло бескрайней пустотой, будто линией накрепко соединённых друг с другом оструганных досок обозначена граница между мирами. Поваленная взрывной волной ограда так и не соединилась с землёй. Ряд невысоких, колючих, пряно пахнущих кустов воспрепятствовал этому. В узком пространстве между досками и землёй гнездилась совсем уж непроглядная мгла. Водитель бронемашины оставил в покое рычаги управления. Луч прожектора замер, оставляя освещёнными поваленную дощатую ограду и пустующий портал и иной мир над ней.

– Посмотри в ту сторону, – проговорил Дани. – Рая нет. Есть только верхний ад и нижний. И ничего более.

– Дани, ты неисправимый романтик, – усмехнулся Алмос. – Однако по Данте Олигьери кругов должно быть девять. Мы же видели только два. О! Нам предстоят ещё открытия!

– А мальчишка-то и вправду, словно в ад провалился, – тихо проговорил кто-то из солдат.

Все они, и офицеры и рядовые, сбились толпой у передка бронемашины, стараясь держаться спиной к источнику света – слепящему диску прожектора. На местах остались лишь раненный в ногу и наспех перевязанный Армаш да упрямый Шаймоши. Этот нипочём не желал покидать седла своего «мерседеса». Этот вбил себе в башку, что уведут трофей и теперь орал на всю округу, силясь воплями своими перекрыть рычание моторов.

– Господин лейтенант! Прикажите посветить фонарём под ограду! Поганец, скорее всего, прячется там, среди кустов. Осторожней, господин лейтенант!..

Беспокойство навалилось внезапно, мучительное в своей неотступности. Вот они стоят среди полного мрака и тишины, залитые ярким светом прожектора, словно голые. А из-под поваленного забора, а из провала бескрайней бездны на них пялятся тысячи недружелюбных глаз. Вот солдат из взвода Гаспара отстегнул от ремня фонарик, присел на корточки, чтобы осветить пространство под поваленной оградой. Вот в полумраке за бронемашиной что-то блеснуло – это Армаш приложил трубу оптики к глазу. Дуло его винтовки неотступно следует за лучом фонарика. Минула пара бесконечных минут, прежде чем Армаш завопил:

– Вот он! Я вижу его! Он там под забором!

Кто-то выпустил в иномирный провал длинную, истерическую очередь. Адская бездна пожрала и огонь, и свинец. Снова на короткое время воцарилась тишина. Все следили за лучом карманного фонарика, пядь за пядью обшаривавшего придавленные досками заросли смородины.

Мальчишку выкинули из преисподней раздосадованные его выходками сородичи. Солдат Гаспара выронил фонарик. От неожиданности он, сидевший на корточках, потерял равновесие и завалился на спину. А мальчишка кубарем выкатился из-под поваленной ограды прямо под ноги служакам Второй венгерской армии. Как выкатился, так и исчез, оставив по себе связку взведённых противопехотных гранат и фонтан пыли, поднятый напрасным выстрелом Армаша.

Кто-то успел укрыться за спасительной кормой, кто-то взлетел на броню. Дани и Алмос кинулись к «фиату». Острое железо осколков высекало из брони синие искры. Чатхо вдавил в пол педаль газа так, что раненый капрал едва не вывалился наружу.

– Я вижу его!

– Вот он, дьявол!

Слитно ревели Дани и Алмос.

Водитель также видел дьяволёнка и направил машину прямо на него.

– Гранат при нём больше нет, – приговаривал разъярённый Чатхо. – Так что, господа офицеры, сволочь в ваших руках.

За их спинами слышались стоны и брань, и надсадный рёв дизеля. Над их головами проносились прерывистые линии автоматных очередей, посылаемых вдогонку маленькому большевику, их обезумевшими от горя товарищами. На этот раз жертвы подсчитывали без них. Усы Эрнё Чатхо топорщил невиданный гнев, что делало его чрезвычайно похожим на Шаймоши. Твёрдый ствол снайперской винтовки лежал на плече Дани, что помогало и ему сохранять твёрдость духа. Он пытался совместить мечущуюся фигурку дьяволёнка с мушкой своего пистолета.