Это действительно была женщина. Волосы её и одежда были так густо покрыты цементной пылью, что она совершенно сливалась с серым интерьером в стиле декаданс. Лицо её могло бы показаться мёртвым, если б на нём не жили большие с фиалковой радужкой и жемчужными белками глаза. Вот женщина поднялась на ноги, превращаясь из мёртвого валуна в сутулую старуху. Из-под подола серого своего балахона она вытащила винтовку с обрезанным стволом. Мгновение – оружие с металлическим стуком упало на каменный пол. Отдав противникам поясной поклон, женщина уселась на пол, замерла, будто снова окаменела.
Солдат, стоявший рядом с Дани, передёрнул затвор винтовки, прицелился. Партизаны подняли головы, уставились на них, и Дани понял, что некоторые «валуны», пожалуй, мертвее камня. Они действительно походили на ожившие камни. На серых неподвижных лицах живые глаза – испуганные, печальные, злые, равнодушные, обречённые. Один из партизан – огромный старик с перепачканной кровью бородой – схватил осколок цемента, бросил его и тут же упал лицом вниз. Пуля попала ему в голову. Остальные продолжали сидеть неподвижно. Все они походили на гранитные глыбы, осколки чего-то невообразимо чужого, иномирного, приговорённого к гибели.
Дани смотрел на периметр сверху. Дружище Алмос видел их пленников в совершенно ином ракурсе. Остатки его роты – десяток изнурённых и голодных солдат, взобрались на вершину баррикады. Сам лейтенант Гаспар находился внутри периметра, в окружении только пленённых партизан и Дани очень наделся, что рожок его автомата полон патронов.
– Ты посмотри на них, Дани! Дикий народ! – крикнул Алмос. – С кем мы воюем! Но какие при этом несём потери! Я взбешён, Дани! У меня двое раненых!
А Дани высматривал среди осколков поверженного большевизма худенького мальчишку – партизана-подрывника. Тот отыскался во время обыска пленных. Он прятался под полами широкого плаща той самой старухи, что бросила к их ногам обрез.
После подсчёта трофеев живых пленных оказалось не более пятнадцати человек – в основном старики, женщины и подростки. Все перепуганные, все с голодным блеском в глазах, все вшивые. Дани незамедлительно приговорил почти всех. Кроме мальчишки Матвея, временно помиловали молодого паренька, по виду студента с едва пробивающимся мягким пушком над верхней губой, а так же мужика в гимнастёрке и армейских штанах с лампасами. Этот, скорей всего, был офицером и руководил группой. Впрочем, знаки отличия с гимнастёрки были срезаны. Посмотрев партизану в глаза, Дани понял, что отвечать на вопросы пленный вряд ли будет.
– Выпотрошить их? – поинтересовался Шаймоши.
– Некогда. Надо добыть топливо. Нашему «хорьху» не место в этой клоаке.
«Хорьх» катился по лабиринтам руин. Дани наслаждался вождением. Выискивать верный путь, высматрить впереди возможные опасности в виде мин, растяжек и дьявол знает ещё каких уловок, изобретённых партизанами для их уничтожения – вот увлекательнейшая из мальчишеских игр!
Теперь их небольшая колонна состояла из четырёх транспортных средств. За «хорьхом» следовали «фиат» Алмоса и всё ещё живой немецкий мотоцикл под управлением усатого токаря. Замыкала колонну бронированая машина. Пленников разместили под бронёй, вместе с раненными. Солдаты обоих взводов, участвовавшие в операции, расположились на броне. Они возвращались с победой, с богатым уловом. Теперь диверсантам от них не уйти. Сейчас их целью являлся сквер перед воротами городской больницы, превращённой партизанами в бастион сопротивления освободителям города. Козырный туз – мальчик Матвей – полулежал на заднем сиденье «хорьха». Плотная опека Шаймоши не оставляла ему шансов для побега.
– Вот оно, проклятое место! – воскликнул Шаймоши. – Тормозите, господин лейтенант!
Пленник на заднем сиденье застонал, задёргался, затараторил нечто бессвязное. В зеркале заднего вида Дани видел, как Шаймоши тискает мальчишку. Только вряд ли объятия капрала кажутся тому отцовской лаской.
– Вирьёшь! Не сбегишь! – бубнил неугомонный ординарец.
В ответ пленник укусил его за руку. Неугомонный, захохотав, со всей силы саданул пленника локтем под рёбра.
– Не переусердствуй, Шаймоши. Этот пленник представляет немалую ценность.
– Ценность! Вздёрнуть его на воротах!
– И то правда, – проговорил Дани по-русски, разглядывая посечённые осколками столбы больничных ворот.