– Что есть Маланья? – растерянно спросил Дани.
Она захохотала.
– Это простое русское имя. Я – простая женщина. Без дарований, без родины, без будущего. Прожигаю на Дунае остатки состояния отца. Мою семью поразило русское Лихо. Не знаете, что это? Ах, что вы можете знать о русском бунте! Сначала мы обрадовались ему. Многие в России приняли Февральскую революцию, как дыхание новой жизни, глоток свободы. Вы не знаете, что такое Февральская революция? Ах, перед вами всего лишь осколок колосса. Разве вы не слышали, многие в Европе называли Россию «колоссом на глиняных ногах». На что вам бесполезный осколок? На что я вам, юноша?
– Я хотел сыграть вам пьесу Брамса. Это светлая, солнечная музыка. Вы были так печальны сегодня… Но если «Чардаш смерти» больше вам по вкусу, то я готов! Вот только…
– Что? – взыскательно спросила она.
– «Чардаш смерти» – пьеса для фортепиано.
– Прекрасно! В моих апартаментах как раз имеется хорошо настроенный инструмент.
Дани огляделся. Они уже стояли под фонарём у подъезда дома на улице Вароша.
– Пожалуй, я согласен, – Дани одарил её ответной улыбкой, надеясь, что фонарь не достаточно ярок и дама не заметит его смятения.
Действительно, как же глупо стоять вот так вот под фонарём с раскрытым футляром.
– Прошу! – произнесла она и указала узкой, затянутой в атлас рукой на тяжелую дверь ближайшего парадного.
Дани потянул за кованое кольцо. Дверь с поразительной легкостью поддалась. Едва не выронив впопыхах драгоценную скрипку, Дани последовал за ней в пахнущий старыми коврами полумрак.
* * *Инструмент в покоях дамы действительно был прекрасно настроен. На пюпитре стояли прекрасно изданные ноты Ференца Листа. Мрачные аккорды «Чардаша смерти» заставили губы и щеки госпожи Маланьи нестерпимо алеть. Даниэль Габели встретил пасмурное утро следующего дня в постели женщины, о которой мечтал целый год. Остаток осени и всю зиму, и начало весны его выступления в «Жебро» заканчивались в квартирке на верхнем этаже большого серого дома на улице Вароши.
* * *