Чардаш смерти

– Ты прекрасна, Маланья! – повторил Дани.

– У меня не стало Родины. Лихо прибрало почти всех моих близких. Скоро истают остатки отеческих богатств. Увы, немного удалось спасти! Самоуважение – вот важнейшее и, пожалуй, единственное из моих богатств! И его-то я буду оберегать пуще глаза!

Дани, быстро приспособившийся к внезапным переменам в её настроении, схватился за альт. Но, опамятовав, сел за фортепиано. «Чардаш смерти» – вот лучшее лекарство для русской тоски прекрасной Маланьи! И он не ошибся. Глаза возлюбленной засияли, подобно мифическим самоцветам, добываемым, по слухам, на русском Урале. Они расстались, как обычно, утром.

В тот день Маланья уклонилась от прямого ответа на самый важный из его вопросов, но обещала подумать и умоляла больше о браке с ней не заговаривать. Чтобы отвлечь Дани от неудобных мыслей, она достала с полки томик Достоевского. Они читали вслух по очереди. Смеясь и грустя, они переживали любовные треволнения Мити и Грушеньки. И сожалели только об одном: финал истории был известен им обоим. Ведь «Братьев Карамазовых» они вот так вот вслух и поочерёдно читали уже в третий раз.

– До поры, – так выразилась она, провожая его к двери.

– Когда же настанет та пора? – задорно отозвался Дани.

– Скоро в Европе начнётся большая война, – ответила она. – Выжившие будут дышать, плакать, смеяться, любить, создавать семьи…

– Не говори ерунды!

– Война не ерунда! – она вспыхнула.

Дани улыбнулся. Часто, очень часто ему доводилось пробуждать в ней вожделение через гнев.

– Мне нравится это русское слово! «Ерунда»! Только русский может до конца прочувствовать смысл этого выражения!

Он спустился по высокой лестнице и вышел на улицу Вароши. На бульварах Пешта бушевала весна. Будайский холм подёрнулся розовой дымкой цветения. По Дунаю в разных направлениях двигались суда. С палуб слышались звуки музыки, голоса, смех разряженной праздной публики. Мачты корабликов украшали разноцветные флажки. То было утро пятницы. Последнее утро их любви.

* * *

Маланья исчезла внезапно и бесследно. Два вчера к ряду она не являлась в «Жебро». Дани и не подумал тревожиться. Его подруга была подвержена приступам внезапной и глубокой хандры. В таких случаях ей требовалось лишь недолгое уединение, которое неизменно разрешалось усилиями его смычка. Если Паганини, Брамс и Моцарт не утишали печаль подруги, то Дани прибегал к магии «Чардаша смерти».