Чардаш смерти

Команду лейтенанта Алмоса Гаспара они встретили неподалёку от площади, называемой русскими Красной. На краю её воздвиглось огромное и роскошное здание городского совета большевиков. Здание незначительно пострадало от обстрелов. Только красные флажки на его фронтоне изрядно посекло осколками. Теперь, при полном штиле, алые, грязноватые лоскутья висели печально, как символ полного поражения свирепого и упрямого врага. Сама площадь казалась огромной. Направляясь на передовую, Дани и Шаймоши уже пересекали её. С того дня недели ещё не прошло, однако вид площади существенно переменился. Тогда памятник вождю мирового пролетариата, с простёртой в многообещающем жесте рукой, возвышался над окрестными руинами. Теперь его не стало. В центре площади находился лишь посечённый осколками постамент, вокруг которого толпились солдаты в круглых касках. Здесь же стояло несколько мотоциклов, грузовик для перевозки пехоты, бронетранспортёр и отрытый «фиат» лейтенанта Алмоса Гаспара. Где же дружище Алмос? Ах, вон он, полулёжа на пассажирском сиденье своего «фиата» оглаживает буйные кудри. Длинные ноги в высоких, до колен юфтевых сапогах закинул на торпеду. Фасон и цвет сапог так же не соответствуют уставу, как не соответствует ему же причёска Алмоса Гаспара. Они коричневого цвета и сияют, как восходящие луны. Видимо, Шаймоши и ординарцу лейтенанта Гаспара продал малую толику своего сапожного снадобья. Значит, старина Якоб всё ещё не удосужился, хоть грозился не раз, привести внешность красавчика Алмоса ко всеобщему солдафонскому стандарту.

Мотоцикл наехал на осколок статуи. Его подбросило. Дани ухватился обеими руками за ремень Шаймоши. Тот слишком резко затормозил, но Дани удалось соскочить с сиденья мотоцикла, избежав досадного падения.

– Дальше ступайте пешком, господин лейтенант, – повелел Шаймоши. – От осколков пролетарского вождя добра не жди. Перевернутся в гробу все их православные покойники, да и католики с ними за одно. А уж про наш «мерседес» и говорить нечего.

Дани побрёл в сторону «фиата». Под его ногами валялись останки некогда величественного монумента. Обрывки рваного металла выглядели и многозначительно, и угрожающе. Голова памятника укатилась в сторону парка, не утратив, впрочем, своей целостности. Сурово сдвинутые брови, бородёнка, аккуратный нос, гладкая, безволосая макушка – в целом облик Ленина нельзя назвать слишком привлекательным. Даже при самой снисходительной оценке его никак не возможно соотнести с суровыми и прекрасными иконописными ликами древних русских святых. Осквернив иконы, русские стали молиться чугунному истукану. Не потому ли их попранная врагом земля будет со временем приведена в полнейшее запустение? Кто заселит её, когда все русские будут уничтожены? Дани смотрел под ноги. Теперь понятно, что произошло. Шаймоши в запале наехал на оторванную руку железного вождя, которая так же уцелела. На ту самую руку, которая неделю назад ещё простиралась над руинами в величественном жесте. В досаде Дани пнул «пророческую» руку подошвой своего сапога, который в отличие от обуви Алмоса вполне соответствовал уставным стандартам.

– Конец иллюзии! – заметив его жест, Алмос как-то совсем по-бабьи всплеснул руками. – Пока вы загорали на передовой, у нас взорвали памятник и вот его останки. Ты попрал их, Дани. Люди, которые жили в других, низеньких и маленьких домишках на Красной площади, тщетно взирали на роскошное здание горсовета и темную бронзовую фигуру этого человека. Они влачили жалкое существование, в голоде, рабстве и тайно ненавидели вождя. Как только у них появилась возможность взоравать истукана, они совершили это. Вот только Кёниг…

Дани с сомнением посмотрел на ряды крестов в сквере, на противоположной стороне площади. Их невозможно было пересчитать, но их явно стало больше, чем неделю назад.

– Как твои люди, Дани? – участливо спросил Алмос. – Я слышал, большие потери? Ничего. Из Будапешта прибыло пополнение. Твой взвод получит свежую кровь.

– У русских потери больше, и они не намерены сдаваться. Кто же тот смельчак, что заложил бомбу?

– Говорят, какой-то мальчишка. Капитан Якоб для порядка учинил целое дознание. Всё сходится на мальчишке. Запуганные и голодные обыватели врут одинаково.

– Запуганные и голодные, говоришь? А как тебе такой факт: мы потеряли наш «хорьх»!

– Мина?

– Нет! Местные обыватели, запуганные и голодные.

Алмос поморщился.

– Нашим ротам предписано патрулировать улицы. Части жандармерии не справляются. Прошу любить и жаловать, господин жандарм: перед тобой новоиспечённый жандарм. Паршивая работа. А что делать? Теперь я думаю, что нас именно за этим отвели в тыл. – Алмос был явно удручён. – Это вот тыл!

Он обвёл рукой Красную площадь.