Чардаш смерти

Они прочёсывали руины до темноты, один квартал за другим, заглядывая в каждую подворотню, в каждую щель. Солдаты оголодали, и Дани, посоветовавшись с Алмосом, принял, как ему казалось, единственно верное решение. Им следовало незамедлительно отправиться к месту расположения части. Обыск безлюдных руин ночью, на борту рычащей моторами бронетехники – пустое занятие. От света фар с пронзительным писком разбегались полчища разжиревших грызунов. На одной из приречных улиц между рядами запылённых гор щебня, сквозь которые уже начала прорастать свежая зелень, они встретили бесхозно разгуливавшую тощую преклонных лет, конягу. И ни единого человечка нигде. Ни живого, ни трупа, ни запаха, ни следа. Ещё засветло Дани понял, что штабные планы города безнадежно устарели. Многие из улиц и переулков оказались непроходимыми для техники. Добраться до губернской больницы, сверяясь с планом и не имея при этом крыльев, не представлялось возможным. Петляя в поисках выхода из бесконечного, постоянно меняющего конфигурацию лабиринта, они оказались в одноэтажной части города. В этом районе Воронежа, поименованном на плане как «Берёзовая роща». Здесь почти не было каменных домов, а деревянные представляли собой сплошное пепелище. Улицы здесь были расчищены, а воронки присыпаны гравием и песком. Тут и там зеленели купы уцелевших, белоствольных деревьев. Алмос приказал заглушить двигатели, и они не менее получала прислушивались к тревожной тишине, прежде чем снова погрузиться в темень Воронежского лабиринта.

Возглавлявший их колонну «фиат» петлял по переулкам до тех пор, пока его фары не осветили решётку какого-то парка. В этом месте ограда казалась совсем целой, ни один из столбов кирпичной кладки не был повреждён пулями. Над кронами деревьев возвышалась башня чудом уцелевшей колокольни. Позолоченный крест, отразив свет фар, явил себя парящим над тёмными кронами. Дани вдруг вспомнился обычай русских креститься на церковные кресты. И он перекрестился. Маланья, завидев Божий храм, всегда опускала голову и крестилась.

– Что ты делаешь, Дани? – усмехнулся Алмос, заметив его движение. – Похоже, тут не осталось большевиков. Мы попусту теряем время. Искать в этих лабиринтах мальчишку-диверсанта, всё равно, что искать иголку в стоге сена.

Дани молчал. Странное своей умиротворённостью и тишиной место это походило на старое, давно заброшенное кладбище. Живым и дееспособным оставалось лишь небо. Оно разродилось медленным дождичком. Оно набросило на округу легчайшую паутину тумана. В шорохе дождевых капель Дани вдруг почудились минорные созвучия «Чардаша смерти», будто где-то в отдалении неизвестный тапёр взял несколько робких аккордов на расстроенном фортепиано.

– Он где-то здесь. Я чувствую это, – прошептал Дани.

Алмос подсветил фонариком схему городских кварталов.

– Это может быть только губернская больница, – задумчиво проговорил он, указывая на решётку ограды. – Похоже, ты прав, Дани. Охотничье чутьё привело нас по верному адресу.

– Почему же так тихо? – проговорил кто-то из солдат. – Нам говорили, что у больницы день и ночь не утихает перестрелка. Но здесь совсем тихо, как на кладбище.

– Глуши моторы! Гаси фары! Не курить! Не разговаривать! Капрал Гармаш! Бери своих людей и ступай вдоль ограды на север. – скомандовал Алмос. – Осмотрим тут всё, прежде чем отправиться на ночлег. Может быть, нам и повезёт.

* * *

Их действительно было двое, или Дани померещилось? Один с ловкостью макаки перемахнул через ограду больничного парка. Второй, одновременно с первым, явился внезапно, как чёрт из печной трубы. Откуда и взялся? Дани даже не видел их и уж тем более не слышал, но ощутил присутствие едва опознаваемых органами чувств, теней.

– Вот они, братья-убийцы, – прошептал он.

Тишина туманной, необыкновенно влажной для этих мест, ночи повторила его слова тысячью навязчивых шепотков. В нарушение приказа, отданного Алмосом, несколько солдат, не сговариваясь, одновременно зажгли карманные фонарики. Несколько секунд их размытые лучи шарили в хаосе влажной зелени. Один раз на границе света и тьмы мелькнула стремительная тень. В тот же миг прогремел выстрел. Вспышка на миг ослепила Дани, и мир тотчас же ожил. Треск перестрелки, крики людей, топот, брань, вспышки, мечущиеся лучи карманных фонариков – всё смешалось в отрезвляющем коктейле ночного боя. Среди прочих голос Алмоса казался ему самым громким. Лейтенант Гаспар требовал прекращения стрельбы. Ощущение опасности обострило чувства опытного солдата. Из хаоса звуков и мимолетных картин Дани быстро удалось вычленить главное: стремительную фигурку хромоногого подростка. Дани не углядел в его руках оружия. Но вот парень отцепил от пояса нечто, совершил характерное, молниеносное движение.

– Ложись! – взревел Дани, падая на живот.

Он не видел момента броска. Щеки и лоб кололи твёрдые стебли ссохшейся травы. Над его спиной просвистели осколки. Едва лишь утих этот самый смертоносный из звуков войны, Дани приподнялся и выстрелил. Три пули ушли в черноту. Им вслед помчались прерывистые линии автоматных очередей.