Часовая башня

Словно запоминал его на века, вглядывался в узкость древних улочек, что были так дороги ему теперь.

Ушёл во сне.

Тихо и мирно, словно никогда и не появлялся на свет, а жил в прошлом. Уходящая эпоха, с наступающей ей на пятки новой, круто изменившей мир, хоть и прошли через его жизнь, но, не изменили его душу, что была по-прежнему молода и невинна, словно только предстояло ей появиться на свет.

Поздно вечером вошла к нему сказать спокойной ночи Валерия. Но, сразу почувствовала, что-то давно ею ожидаемое, но непримиримое, не смогла открыть рта, замерев в двери. Тихонько заслонив за собой створку, прошла в кабинет, присела за стол.

Большой лоб был открыт, благодаря зачёсанным назад, уже редким волосам. Дотронулась до его головы. Жилка на виске, с годами ставшая заметнее больше, не пульсировала. Сердце молчало. Сложила разбросанные по столу листы, пытаясь понять их последовательность. Прочитала на том, что лежал сверху:

— «На абордаж! …»

Закрыла папку. Встала и подошла к окну. Перед ней, слева виднелась часовая башня, чуть правее, впереди башня Олафа. А, ещё дальше, в темноте ночи уже ничем не давало о себе знать расположенное в пригороде города Сорвальское кладбище, где лежал их сын Александр. Теперь она осталась не только без сына, но и мужа. Хотелось плакать. Но, никогда не плакала, не умела, не знала, как это.

Показалось сейчас, где-то очень далеко слышна зарница. Но, не могло быть грома зимой. Это выстрелы пушек. Далеко отсюда шёл бой. Теперь, когда была одна, могла покинуть этот город вместе с остальными членами семьи. Но вросла в эту землю, не имела сил теперь её оставить. Стояла на месте, словно вековая сосна, на гранитном берегу.

Всё же подошла к мужу, присела с ним рядом, на краешек дивана. Лежал слегка отвернувшись к стене, будто не хотел уже видеть то, что должен был оставить на земле, уходя в мир иной. Смотрела на его лицо. Глаза были закрыты. Будто крепко спал. Давно не видела таким. Бессонница, последние года сильно изматывала его.

— Яшенька, — тихо сказала. Нагнулась над ним. Поцеловала в висок. Он уже холодел. Холод заставил отдёрнуть губы. Только теперь поняла насколько страшна её потеря.

Сама не замечала, что разговаривала с мужем. Прожив с ним всю жизнь, редко давала волю эмоциям. Даже в постели не показывая их. Это не стоило ей особого труда. Просто была так воспитана. Возможно, будь рядом с ней другой человек, была иной. Но, так уж сложилось, что оставалась беззаветно верна именно ему. И в решении своём никогда не сомневалась.

— Какой же ты глупый. Верил в то, что мне требуется, кто-то иной, кроме тебя. Что ищу себе развлечений, и даже двое детей, воспитанных нами не смогут меня остановить, — гладила его по голове.

Редкие, не очень длинные волосы, легко поддавались ей не падая обратно на лоб. Совершенно седая голова, с большой залысиной, и словно нахмуренным лбом, лежала сейчас перед ней на подушке, наполовину утопнув в ней, как перегруженное морское судно, собирающееся в дальнее плавание.

— И, вот, что я тебе скажу; — никогда не была бы счастлива с кем-то другим. И, теперь, когда ты ещё рядом со мной, говорю тебе об этом, так, как ты меня ещё слышишь, понимаешь и чувствуешь.

Казалось; время перестало существовать. Остановилось, больше не имеет никакого смысла. Никуда не спешила. Не хотела уходить, да и некуда было идти. Весь дом был у неё, как на ладони, словно игрушечный. Смотрела на него сверху, видела себя с Яковом в кабинете, сидящей на диване.

Где её Родина? Эта квартира и есть таковая. Только тут и могла теперь жить, оставаясь собой. Нет, не сможет убежать от этой грозы, что надвигалась с востока. И не страшно было сейчас понимать это. Да, и много ли оставалось ей ещё быть среди близких людей. Словно зная это, не спешила.

Рассвет постепенно высвечивал небо. Ночь отступала. Но, не сомкнула глаз ни на мгновенье. Спала наяву. На столе лежало видимо, как понялатак и не прочитанное Яковом Карловичем письмо от сестры Ангелины из Лондона.

Эвакуация населения, начавшаяся сразу после бомбардировки Хельсинки, шла теперь в полную силу и касалась Карельского перешейка, Северного Приладожья, крупных городов, Выборга, Кякисалми и Сортавала. Все территории, что потенциально могли стать прифронтовыми, освобождались от местного населения. Смерть Якова Карловича заставила всех основательно задуматься о переезде в Хельсинки.

Но, такое печальное событие, как похороны давало возможность на время отложить это неприятное всем мероприятие.

Отпев в новом, кафедральном соборе города, похоронили на Сорвальском кладбище.

На похороны приехала, и Анастасия с Александром.