Часовая башня

Но, никто в их семье не удивился этому молодому человеку. Более того — были рады, что он говорит по-русски без акцента. И Анастасия, в свою очередь радовалась, что от неё не требуют каких-либо разъяснений, как это возможно понадобилось бы прежде. То ли война, то ли новые времена, приносили с собой отмену целого ряда условностей, прежде затруднявших жизнь. Но, сейчас, лишившись их, она не стала намного легче. Просто то, что раньше требовало озвучения, теперь оставалось недосказанным, со временем всё равно требуя разъяснений.

На следующий день собирались обратно. Но, перенесли ещё на день, для того, чтоб зайти в библиотеку. Витражи, да и все её окна были заклеены полосками бумаги, как это теперь применялось по всей Финляндии, из-за частых авиационных налётов. Сам Выборг хоть и не бомбили, все его жители понимали; в любой момент могут лишиться того мирного неба, что пока ещё было над их головами.

Иногда по улице проезжал нагруженный под завязку мебелью и домашним скарбом грузовик. Город постепенно опустошался. Лишившись того человеческого минимума, что в самые пасмурные, или холодные часы наблюдали на себе его улицы, теперь казался тревожным.

В парке из динамиков доносилась музыка. Ставшая известной на всю Финляндию песня, в исполнении Матти Юрва: — «Нет, Молото́в, нет, Молото́в, врешь ты даже больше, чем когда-то Бобрико́в.»

Провела по библиотеке, рассказывая всё, что знала о ней и о том, как шло строительство. Слушал молча, не перебивал. Нравилось, как говорит. Ничего лишнего. Только самое главное, что могло бы заинтересовать его, как архитектора. Думал и проектировать будет так же. Только бы закончилась эта проклятая война. Но, пока не призывали студентов. Значит ситуация не была такой уж катастрофической.

Старался запоминать её слова, особенно ту интонацию, с которой их произносила. Казалось; именно так должен рассказывать человек, понимающий то о чём говорит. Не поучительно, а словно бы беседуя с тобой, делясь тем, что распирает его изнутри, просится наружу. Но, при этом, сдержанно, не давая волю эмоциям.

— Вы имеете русские корни? — после похорон, когда все вернувшись домой, сели пить чай, поинтересовалась Торбьорг Константиновна.

— Да. Мой отец работает на кораблестроительном заводе инженером. Мама же наполовину финка.

— Бабушка, я тебе говорила, мы с Александром учимся на одном факультете и курсе.

— Да, я помню. Сейчас такое тяжёлое время. И я переживаю за вас. Ведь вы ещё такие дети.

— Бабушка, Александр старше меня на пять лет.

— Надо же! А я и не заметила.

— Думаю, теперь, когда мы все собрались вместе, следует вернуться к основному на сегодняшний момент вопросу. Эвакуации, — сменил тему Фёдор Алексеевич.

— Феденька, ты изменил своё мнение?

— Город постепенно эвакуируется. Вывозят основные предприятия. На улицах стало ощутимо меньше машин. Если честно, то становится не по себе.

— Надо сегодня же принимать решение. Хоть и ситуация на фронте пока остаётся не опасной, но та упорность русских, с которой пытаются спасти финский народ от его же правительства, пугает меня, — поддержала зятя Торбьорг Константиновна.

— Пожалуй мне следует съездить в столицу на пару дней для того, чтоб присмотреть там квартиру, пока не поздно.

— Поезжай завтра с детьми, — взяла мужа за руку Лиза.

— Если не бомбардировки, цены на недвижимость в Хельсинки оставались бы большими. Впрочем, лучше присмотреть домик и в предместьях, — взял со стола газету Фёдор Алексеевич.

— Мы даём вам полное право в выборе варианта. Согласна на любой. Лишь бы мы все были вместе. Мой век заканчивается. И не хотелось свои последние дни провести в дороге. Но, не желая стать для всех капризной обузой, готова жить и в деревне. Лишь бы в тишине и покое.

— Ах! Мама! Что вы такое говорите.

— То, что думаю. Это жизнь. И никому ещё не удавалось её обмануть.

— Надо было нам всё же попробовать переехать в Швецию.

— Да Лиза, не сумели мы уехать в 18-ом.

— Финляндия получает от иностранных держав поддержку в виде гуманитарной помощи. Огромное сочувствие ощущается со стороны мировой общественности. Внимание всего мира обращено к оборонительной войне, — зачитал Фёдор Алексеевич из газеты.

— Пусть Швеция и отказалась послать свои войска, даже для защиты Шведоязычных Аландских островов, но, общественное мнение простых Шведов иное, — поддержала интересную ей тему Торбьорг Константиновна.

— Комитет образованный для оказания помощи соседней стране, взял девиз; — «Дело Финляндии — наше дело». 8 тысяч добровольцев записалось на войну в Финляндию, — убрав газету, сказал Фёдор Алексеевич.

— Но, в итоге лишь два усиленных батальона и одна авиаэскадрилья попали на фронт, — переживала за целостность Финляндии Торбьорг Константиновна.