Часовая башня

Ветром этот дым гнало на него. Постепенно поглощая на своём пути тоненькие столбики печных дымков, двигалось чёрное, с языками пламени облако. И вот уже смотровая площадка часовой башни окунулась в темноту ночи.

— Пожар! — прокричал он не своим голосом.

Дым лишал кислорода. Не мог вздохнуть полной грудью. Кислый привкус забивал собой лёгкие, глаза, рот, уши. Уже не мог кричать.

Вниз! Срочно вниз! Билось его сердце. На ощупь, сквозь часовой механизм башни, пробирался к лестнице, ведущий на первый этаж. Теперь весь город горел, и он, видимо городской пожарный, что поставлен на смотровую площадку, не в силах даже ударить в колокол, только лишь успев проорать — Пожар! теперь задыхался, убегая от всепоглощающего огня, лизавшего уже стены башни, пробиравшегося в её пустоту через окна.

От страха задохнуться проснулся.

Пепельница горела. Утро пробиралось первыми лучами солнца в его кабинет.

— Это наш дом? — удивилась Рая.

Стояли в столовой, разглядывала камин. Прежде никогда не видела подобного. Присела на корточки, взяла в руку одно из нескольких, приготовленных для розжига поленьев.

— Да. Но, тут есть и печи. Небольшие, но, думаю, зимой будет тепло.

— Не разоримся на дровах?

Ничего не ответив, подошёл к Рае, присев рядом, взял из её рук полено, положил в камин, тихо прошептал ей на ухо:

— Родишь мне сына?

Поймал на себе её пронзительный взгляд карих глаз. Они будто говорили: — Мы так не договаривались!»

Поняв её молчаливый ответ сказал:

— В таком доме, да без семьи.

— Я подумаю, — резко встала, направляясь смотреть помещения дальше.

Уже достаточно хорошо знал этого человека для того, чтоб понять — появилась надежда. Никогда не соглашаясь с ним с первого раза, брала время на раздумье, откладывая ответ этой, теперь хорошо знакомой ему фразой.

Но, именно сегодня, видя пылкость её взгляда, приобретал надежду.

Он, которого боялись не только те, с кем проводил беседу, не говоря уже о допросах, но и сами подчинённые, зависел от мнения Раисы. Зачем же выбрал себе такую жену? Видимо не мог обходиться без давления, оказываемого на него, должен был подпитываться чужой властью над собой, чтоб иметь силы оставаться с другими подобным той, что теперь являла собой его тыл.

Глава VII. Фамилия

Через пару дней беседовал с Анастасией в этом же кабинете, который не выглядел уже для него таким огромным. То ли привык к нему, то ли к своему новому положению, не требующему от него прежней тщательности работы с населением, как раньше. Этим было кому заняться и без него. Он же всего лишь контролировал процесс. В редких случаях вмешиваясь в него.

— Каким образом вы остались в городе?

— Я вернулась из Кякиса… извините, из Кексгольма.

— Причины вашего решения?

— Я похоронила родителей в Кексгольме. Погибли во время авианалёта на станции в Элисанваара.

— У вас было время, чтоб похоронить и благополучно эвакуироваться.

— Я с сыном хочу жить в России.

— Вы понимаете, что ради этого придётся отказаться от финского паспорта?

— Нет, — испугалась. Знала; ещё есть возможность попасть в ряды тех, кто в специально созданных для этой цели лагерях, ждал своего часа отправки в Финляндию. Не было теперь у неё ни отца, ни матери, ни мужа. Один сын. Банки, в которых находились их семейные счета, если не прекратили своё существование, то, из-за стремительно наступающей Красной армии в ближайшее время должны были закрыть большую часть своих филиалов в Европе. Никто уже не сомневался в том, что войдя на территорию Германии, легко добьёт там последний оплот фашистов.

Справившись с собой, сказала:

— Если это требуется, я готова.

— Ваше социальное положение?

— Служащая.

— Место последней работы?

— Архитектурное бюро.

— Вы архитектор?

— Да.

— Городу требуются специалисты, — пытался понять эту женщину. Многое знал про неё. Не из-за того, что располагал доступной информацией, а потому, что ничего, кроме главного не скрывала. Что же было для неё главным? Фамилия. Интуитивно боялась её. Нет, не той, что досталась от мужа. Слава Богу была хоть и русской, но ничем непримечательной. Что называется, у всех на слуху. А той, доставшейся от предков её отцу, которую был вынужден поменять в смутные, послереволюционные годы, взяв у тестя немецкую. Прежняя являлась слишком яркой для русской истории и могла сыграть роль красной тряпки для «быка», которым был для Анастасии этот человек, ведущий её дело. Сейчас, когда шла война, дедушкину родословную, берущую начало в ставшей агрессором стране, всё же считала менее опасной.

Но какое-то недоверие имелось у капитана, что передал для окончательного решения её дело Савелию Игнатьевичу. Хоть и узнавал в служебном рвении молодого офицера себя, не мог принять его сомнений. Первый раз в жизни было жалко эту женщину.