Часовая башня

— Кем вы приходитесь ему?

— Это мой дедушка по маминой линии.

— Не участвовали ли ваши родственники в боевых действиях в гражданскую, первую и вторую финские и в великую отечественную войны? — невольно поймал себя на мысли, как много войн прошло за последние пять лет. Но будто неизбежность произошли последовательно, вырастая друг из друга.

— Нет, — с чрезмерной уверенностью произнесла это слово, вспомнив об Алексе, что был убит в Гельсинфорсе.

— Имеете ли родственников за границей? — не верил ей. Многое знал, но не всё.

— Теперь нет.

— Теперь?

— Да. Теперь. Все умерли.

— Причина?

— Возраст. Бомбардировки. Война.

— Изложите подробно на бумаге, где и кто именно проживали.

— Это так важно, ведь их больше нет?

— Вы даже не представляете насколько. Будто не понимаете, какую ответственность беру на себя.

Получив подробную информацию, должен был проверить её по своим каналам. Был хоть и смел, но очень осторожен. Должен максимально подстраховаться, прежде чем закрывать переданное ему на окончательную проверку дело.

— Мне действительно многое ново. И не всё понятно. Ведь я, оставшись в Выборге, определяю его теперь иначе.

— Скажите, известны ли вам обстоятельства смерти своего мужа? — озвучил самый важный вопрос Савелий Игнатьевич.

— Он погиб, — испугалась осведомлённости советского офицера Анастасия. Не хотела говорить об Александре. Но, взяв себя в руки, продолжила:

— Насколько я знаю не участвовал в открытых конфликтах, ибо был сапёром.

— И тем ни менее.

— Во время разминирования Лютеранского кафедрального собора в Выборге.

— Вы уверены? — не скрыл удивления. Понимание причастности к смерти её мужа пронзило его, почему-то испугав. Стремительная, будто взрывная по мощности своего восприятия волна нахлынула на него. Сколько раз подписывал приговоры, и рука не дрогнула. Допросы с пристрастием, в коих хоть и не проявлял особой инициативы, всё же требовали от него не просто присутствия, но и некоей жёсткости по отношению к заключённому, избиваемому младшим по званию помощником. С детства не любил крови, избегая драки. Но, если бил, то так, чтобы свалить с ног, в грудь, или в крайнем случае под глаз. Было неприятно видеть кровь, даже если вытекала из разбитого носа.

— Да. Это рядом с библиотекой.

— Я знаю, — деланно сдержанно ответил, взяв себя в руки. Именно сейчас, сам не понимая по какой причине впервые ощутил некое пусть и лёгкое, но чувство вины. Весь этот психоз творящегося в 41-ом году отступления, коснувшийся и его, выразившись в перенятии инициативы, в виде поворота реле, теперь показался ненужным, бесполезным, а он сам никчёмным, слабым, неумелым добровольным исполнителем своего же приказа.

— Почему это так вас… заставило… — будто бы в чём-то догадывалась Агастасия.

— Я курировал минирование Выборга, — произнёс холодно, будто стараясь замаскировать допущенные его лицом эмоции. Скрыв малое, признался в большем.

— Значит вы в курсе?

— Да.

Благодаря помощи мужа Раиса, уволившись в запас, благоустраивала их гнёздышко. Даже умудрилась сама сколотить из досточек низенький штакетник у маленького палисадника перед входом в дом, что находился во дворе.

Удивительно, но перестала предохраняться в постели, тем самым вызвав некий испуг с его стороны. На деле оказался не готов к такому обороту событий.

Никогда прежде ни с кем не делился не только рабочими вопросами, но и просто мыслями. Теперь, будучи женат, не собирался менять свои принципы. Но, из-за того, что никак не мог привыкнуть к тому, что не один, как-то, скорее сам себе признался;

— А, ведь наверно неплохой это город.

— С чего взял Сава? — испугала своим присутствием жена. Не показывая забывчивости, ответил:

— Не все покинули его. Неужели можно привязаться к родному месту?

— Тебе же тоже нравится наш дом. Стал раньше приходить с работы.

— Я не о том. Одна женщина с сыном, ему четыре годика, не вернулась в Финляндию. Хочет остаться здесь. Не знаю почему.

— Надо ли это тебе?

— Как никогда. Хочу понять, в чём здесь скрыта причина.

— Уж не влюбился ли?

— Меня никогда ничего не держало на месте, — признался, не желая отвечать на глупые вопросы, будто не замечая их.

— Даже я?

— Нет. С тобой всё иначе. Именно из-за тебя и задумался над этим.

— Так и помоги ей. Прекрати проверку. Закрой дело.

— Ты думаешь так будет лучше?

— Мне очень понравилось наше гнёздышко. И комнат не особо много, чтоб уработаться наводя порядок, и улица тихая. Очень хорошее место. И мне показалось; не от твоей власти многое зависит в нашем будущем. Что, будто ты должен сделать, что-то хорошее, и тогда станет спокойнее на душе.

— У тебя есть какие-то тревоги?

— Я думаю о ребёнке.

— Ты беременна!? — испугался.

— Да.

— Что же будем делать? — впервые в жизни не знал, как поступить.

— Для начала закрой дело. А потом, если послушаешься, будем рожать.