Часовая башня

— Ваш супруг задержан. Поступило письмо. Подробности будут сообщены позже.

— Но ведь мы ни в чём не виноваты! Евгений Кузьмич член партии с 1931 года!

— Разберёмся.

Показалось, крышку рояля открыли. Кто-то наиграл чижика-пыжика.

— Тут пусто.

— Посмотри в камине.

— Там всё в мыле.

— Не удивительно. Было бы странно если его там не было.

— Это моё личное мыло, купленное за свой счёт, — судя по шлёпаньям по полу босыми ногами, понимала Анастасия; одевался на ходу сосед.

— Вы не волнуйтесь так. Во всём разберёмся, обвинение будет предъявлено.

— Это арест, — теперь уверенно ответила сыну.

— Мы сможем забрать рояль обратно?

— Надеюсь.

Уже через неделю из подручных материалов была сооружена перегородка. Она будто бы отделяла два мира, ушедший и будущий. Евгения Кузьминична не разговаривала с Анастасией, впрочем, игнорируя и маленького Пашу. Не могла поверить в то, что так легко пришла к своему мнению её соседка. Но вскоре поняла; из-за жилплощади советский человек способен не только на донос. Видимо Евгения Кузьминична судила по себе. Ведь не даром она угрожала ей прежде НКВД.

— Я обязана заявить вам о своей невиновности в произошедшем, — решилась заговорить первой Анастасия. Теперь, когда уже было наверняка известно, виной ареста послужили недостачи на мыловаренном заводе, хотела оправдаться перед соседкой.

— Я тебя ненавижу, — прошипела Евгения Кузьминична, схватив с огня своего керогаза недоваренную картошку. Не сливая кипяток в раковину, расплёскивая понесла к себе в комнату.

Так и не наладились отношения у Анастасии с Евгенией Кузьминичной. А через год та выехала из квартиры, покинув город. Видимо поехала к мужу на север, или в Сибирь, где тот отбывал срок.

Теперь Анастасия училась не обращать внимание на многое из того, что прежде так огорчало её. Да и стало легче дышать. Приходя с работы не возникало желания по скорее сделав все дела, спрятаться с головой под одеялом, провалившись от усталости в сон. Вновь видела смысл в том, что приносила пользу на работе. Пусть и не всегда делая то, что хотелось, но, тем ни менее увеличенное домашнее пространство давало больше места для мыслей, которые давно теснились в её голове. Да и такой родной рояль снова принадлежал ей, являясь памятью о утерянном, но сохранившемся в нём. Словно музыка в нотной тетради, мелодии прошлого в недрах инструмента таили в себе иную жизнь, которая грела воспоминаниями о ней её сердце.

После этой, пусть и маленькой победы, поняла для себя; когда человек чувствует больше свободы, не боится тюрьмы и творить может лучше раба, подверженного прессингу тоталитаризма.

Опасалась своей истинной профессии архитектора из-за наличия в ней возможности принимать решения самостоятельно. Получала копейки, хватало на то, чтоб заплатив за полторы комнаты в коммуналке, купить продукты. Но помнила; когда-то у неё была другая, приносящая удовольствие работа. Не попробовала найти себе в городе вакансию архитектора, хоть и знала: как никогда требуются специалисты. Не могла ещё и отойти от потери Александра. Ассоциировалась её профессия с любимым мужем

Загнанные в свои маленькие комнаты люди живут сиюминутными желаниями, готовы на всё ради достижения цели. Но, какие они, эти задачи, что ставят себе? Никчемны, пусты и единоличны. Люди в свободных Европейских странах, видят, а соответственно и могут большее чем те, кто под пятой угнетателя. Это закон раба. Не способен думать из-за постоянного гнёта своего господина. Он не прислушивается, что ещё более страшно не видит свободы окружающего мира, ибо тот пугает его, грозя избавить от такого сладкого ощущения раба, что нравится, к которому так привык, без него и жить-то не может. И, тогда начинается самая настоящая ломка, как у наркомана.

Тоталитаризм — это наркомания, которой так не хватает человечеству, ибо создано прежде всего для того, чтоб зависеть от наркотиков. И, самый главный из них — желание угодить своему господину. Так уж заведено на земле, повелось из глубины веков, предписано свыше.

Незаметная, не материальная стена выросла за это время между прошлым и настоящим. Словно перегородка в комнате, разделяла два мира. И, тот, что был прежде, намеренно забывался ею.

Первое время не понимала, не замечала происходящего. Выучив свои обязанности на заводе, тупо исполняла их. Но видела постоянный надзор над собой. Косые взгляды, грубые замечания поставленной к ней наставником Каргопольской девушки переселенки. Будто бы и не собиралась помогать грубо, пронзительными словами стараясь обидеть при всех поддевала её неумелость.

Работа фасовщицы сама по себе была не сложной, но требовала собранности и внимания. Каргопольке Любке, было не на много меньше лет чем Анастасии. Явно одинокая, не заимевшая ни мужа, ни даже ребёнка. Будучи ленивой и невнимательной, хорошо различала все эти качества в других. Таким образом, маскируя отводила внимание от себя окружающих женщин. Хоть и были многие её подругами, но строго следили за тем, чтобы никто не смел уменьшать выработку по сравнению с ними.