Часовая башня

— Плотнее пхай! Не зевай! Шпиёнка финская! — на мгновение вернула в реальность Анастасию Любка, стоявшая на конвейере перед ней.

— Вот так! Вот так! — показывала, укладывая куски грубого хозяйственного мыла в коробку, стоя рядом с ней на конвейере.

Топорщились своими неровными краями тем самым не помещаясь в положенном количестве в упаковке, и слабые руки Анастасии не всегда могли запихнуть их туда. Тогда выбирала на конвейерной ленте те, что поменьше и аккуратнее, за что уже несла ответственность не только перед Любкой, но и перед остальными фасовщицами.

— Ишь ты! Выбирает ящо! — огрызалась та, что стояла за Анастасией.

Несмотря на творящийся вокруг неё хаос вновь налаживающегося производства постепенно начинала понимать его структуру. Но самое страшное, прежде всего ставшее ясным ей было то, что не видела знаний и среди руководства. Бригадир, тупая деревенская баба, с лицом, лишённым эмоций, малым словарным запасом и большими кулаками, начальник цеха, одутловатый мужчина лет пятидесяти, напоминающий разжиревшего сома, потревоженного на дне, с маленькими круглыми серыми глазками и толстыми губами, не оставляли надеж на то, что поставлены на свои места из-за наличия определённого опыта. Один лишь новый, сменивший Евгения Кузьмича директор, которого несмотря на то, что после госпиталя ходил с палочкой, в военной форме, но без погон все боялись, внушал ей некую надежду на адекватность. Хорошо знала, как обманчив внешний вид. Наличие костюма и шляпы у горожан имеющиеся у предыдущего директора теперь внушали ей недоверие.

Думала спрятаться от враждебности окружающего мира. После многочисленных проверок и расспросов в отделе кадров первое время решила для себя, приняла правильное решение и все перспективы с должностями подразумевающими большую ответственность для неё закрыты. Интуитивно пряталась от собственных знаний понимая — влекут за собой большие проблемы. Поэтому-то, как теперь понимала и скрылась на заводе.

Не могла она тогда в Кякисалми, принимая решение остаться представить себе, настолько иное по своему составу и мировоззрению общество встретит в своём, полностью изменившимся городе. И даже пройдя через ряд сложнейших проверок, подвергаясь страху быть вывезенной в Сибирь, или вообще репрессированной, как заведомо опасный советскому обществу элемент не до конца ещё осознавала все тонкости нового, просветлённого человека. Жалела всех этих уставших от войны, оголодавших, добровольно избравших для себя тяготы людей.

Но теперь всё чаще приходила к выводу; глупость подлость и трусость — основные признаки продвижения в карьере при сталинской власти. И пусть ни о каком профессиональном росте не думала, начинала понимать; только с этими признаками можно прожить долгую и успешную жизнь умерев в своей постели, что предвидела в отношении, например, Молотова. Находясь внутри СССР по-иному видела прежние его заявления в отношении Финляндии, казавшиеся ей ранее смешными. Если же хоть один из вышеперечисленных признаков отсутствовал, или оказывался недоразвит в советском человеке — тот подвергался риску быть уничтоженным. Наличие же ещё и бесстрашия в сочетании с трусостью и слабоумием давало потрясающий эффект, равный по своей яркости лишь принятию снотворного вместе со слабительным.

На примере свято верящих вождю вассалов хорошо понимала; глупость это одна из трёх составляющих которую можно симулировать. Но, в итоге прирастает навечно. Невозможно долгое время изображать из себя идиота не став им в итоге. Трусами и подлецами легко управлять. Но неужели это управление максимально неэффективно и может продлиться недолгое время? В ней зарождалась надежда на то, что такая империя рухнет за несколько лет в отличие скажем от древнего Рима якобы просуществовавшего тысячелетие. Ускорить этот процесс могла только война. Крупная и разрушительная. Но та подходила к концу. Части вермахта гнали на всех фронтах. И это не то чтобы пугало Анастасию, скорее привносило полное непонимание в её довольно-таки быстро формировавшемся осознании действительности, в которую погружена была добровольно.

Неужели нет никакой надежды на то, что та самая Россия, сформированная в её сознание отцовскими рассказами, книгами, славной историей, так и не поднимется с колен, став вновь не просто непобедимой, но и великой для остального мира державой?

Но нужно ли это тем, кто со стороны наблюдая за победами РККА не понимает всей той глубины, что видна была ей изнутри? Не могла, да и не с кем ей было теперь поделиться своими знаниями, давшимися так дорого, ценою свободы. Ещё полгода назад не понимала этого, поверив в исполнение Божественной предначертанности России. Теперь же знала — она в наполненном атеистами городе.

Архитектура хоть и напоминала ей об утерянном, как посчитала навсегда прошлом, всё больше приходила к выводу; стоит вернуться в тот сказочный мир творчества к которому готовила себя прежде. С каждым днём невольно задумывалась о том.