Часовая башня

Теперь, когда практически не ходила, хотела находиться в одной комнате с роялесм, перебравшись сюда полгода назад. Когда на душе становилось одиноко, садилась перед ним, на табурет, прислоняя к нему ходунки. Открывала крышку, аккуратно клала руки на клавиатуру, но не играла, да и почти уже не умела. Просто приятно было еле заметно прикасаться к клавишам, помнящим пальцы хорошо знакомых, родных рук. Будто слушала затаившуюся в них музыку.

— В большой комнате всегда открыты двери. Я так люблю. Особенно ночью, когда ко мне приходят сны. Я бы хотела увидеть вас входящими в них, — улыбнулась внучке бабушка.

— Мы приедем, — поцеловала её в щёчку.

— Он из Швеции?

— С Аландских островов. По отцу Швед. Я делала дом его родителям. Он музыкант.

— Твои предки по бабушкиной линии из Швеции.

— Я не хотела говорить об этом. Но, мы подумываем о том, чтоб в ближайшее время перебраться в Стокгольм. Точнее в его пригород.

— А, как же твой дом под Хельсинки? Мне там очень понравилось. Но, никогда уже не уеду из Выборга.

— Пока не решили этот вопрос. Скорее всего оставим его вам. Ларс много ездит с концертами.

— Он скрипач?

— Нет бабушка.

— Кто же?

— Думаю, в скором времени сможет сам рассказать тебе об этом.

Глава XXV. Часовая башня

Строительство началось весной, когда снег ещё только начинал таять. Ездил на авторский надзор вместе с Ингой. Иной раз даже не столько для того, чтоб помочь строителям, а для того, чтоб оказаться в знакомых ему, родных местах.

Ещё при СССР, замечал такую вещь; когда слишком сильно переживал за своё детище, всегда происходили проблемы, связанные с тем, что строительство замедлялось, или вовсе прекращалось. Вот и теперь боялся спугнуть стройку.

Но настолько сильна его энергетика в достижении цели, что ничто не в состоянии повлиять на сроки строительства. А, может всё же дело заключалось в том, что церковь должна была построиться.

Поскольку субсидирование происходило частями, стройка иногда вставала на пару-тройку недель. Иногда даже на месяц. Несмотря на это, уже к концу лета, все стены были выведены под самый свод. Законченная же звонница смотрела на лишённый пока свода и барабана с маковкой храм, как бы свысока, своим внешним видом говоря; не хватает всего лишь колоколов для того, чтоб призвать прихожан на службу. Это подгоняло строителей.

Но каждый раз, когда приезжал, хоть и спешил увидеть стройку завершённой, просил работать неспешно. Сколько угодно раз готов был приезжать сюда, лишь бы ощутить себя нужным, делающим великое дело. Ведь в том, что строился храм, ощущал некий знак, говорящий о переменах в сознании людей. Оттепель наступала в их душах.

Уже в октябре свод был готов, на нём возводился барабан под купол. Приехал батюшка. Отец Илья, что был назначен настоятелем. Не дожидаясь установки купола, как и полагается, сразу после завершения основного объёма храма, освятил его. Теперь, несмотря на то, что не хватало маковки, службы в нём уже можно было проводить.

Присутствовал на освящении храма вместе с Ингой. Стояла молча рядом с ним. Не задавая вопросов, не отвлекаясь. Внимательно слушала, пытаясь понять каждое слово, что произносил священник.

— Сам не знаю, как в этот храм назначили. Наверно по принципу; с юга на север, и наоборот. Сам-то с Ростова, — признался после освящения храма молодой священник. Худой, длинный, с вытянутым лицом, словно монах-звонарь с картины Рериха. Очень подходил своим внешним видом для этих мест. Во всяком случае так посчитал Павел, впервые увидев отца Илью.

— Ну и как, устраивает вас новый храм? — не терпелось Паше услышать мнение непосредственного заказчика. Хоть согласовывал проект с другими, важно было знать, как отзовётся о проделанной многими работе тот, кому предстояло служить здесь.

— Устраивает, — подозрительно коротко ответил отец Илья. Так, будто то, что было главным, не досказал, утаив в себе.

— Не кажется слишком уж прост? — провоцировал на признание Павел.

— Я ведь не сразу в академию поступил. Архитектурный закончил. Работал несколько лет. Затем, в реставрацию подался. А уж оттуда в Сергиев Посад.

— Так вы архитектор! — невольно даже испугался Павел. Теперь расценивал немногословие батюшки в ответ на его вопрос, как скрытое недовольство применёнными им решениями.

— Непросто мне ответить вам коротко. Дело в том, что из проектного института я ушёл именно по той причине, что не мог, да и не хотел заниматься декоративизмом. Конец девяностых. Самый разгар буйства форм. Так и решил тогда за их оправданностью спрятаться. В реставрации. А там, тишь, да благодать. Разруха, будто после войны. А ведь дело рук человеческих, не бомбами да снарядами, презрением да безразличием многое утеряно было.

— Если из Ростова-на-Дону, то неспроста на север попали, я надеюсь?