Часовая башня

— Да. На Дону. Каждому открывается только то, что попущено. Многие смотрят на архитектуру, и видят бирюльки. А на самом деле начало восемнадцатого века, истинное, раннее барокко. Не подделка. Так же и с минимализмом. Не видят в нём логичности, только скудность и пустоту. Полюбил я тогда правдивую архитектуру, не подделку, не муляж. Так открывает Господь многое людям в жизни по грехам их. И, если не достоин так и живёшь во грехе, пока сам не прозреешь, не сделаешь выбор; с Богом, или с кем ещё. Ведь Он в правде, не во лжи, не прикрыт дЭкором. Но, всё по собственной воле. В этом-то и смысл весь. И душу продают добровольно, не по глупости ибо иначе её можно вернуть, покаявшись.

— Добрая воля страшное дело в умелых руках. Многие играют то, что из себя не представляют. На самом деле пусты изнутри. А в природе так уж устроено; любая пустота заполняется. Только вот не всегда кем хотелось бы, — поддержал священника Павел. Давно был близок к этим мыслям. Но, никак и подумать не мог, что встретит единомышленника в храме, коему был автор.

— Человек никогда не сможет стать умным если с самого детства не будет заставлять себя понять происходящее вокруг. Только таким образом, видя, неполноценен по сравнению с теми, чьи картины, книги музыку, архитектуру наконец, не в состоянии понять, может начав стремится к пониманию, научиться видеть главное. То, из чего состоит суть творчества, что кроется в Божественном. Ведь любой самый крикливый, умеющий удержать толпу писатель художник или композитор, не верящий в промысел Божий, не в состоянии придать своим произведениям глубины, что пришла из библии, или евангелий. Только с помощью Божией возможно сказать о главном в любом произведении, будь то трагедия, или комедия. Тем более архитектура. Если же Господь не присутствует в творении, то оно, как бы глубока его суть ни была — выглядит по-детски примитивным, или недосказанным, вызывая желание дополнить его. Все читатели, зрители, и слушатели, с детства отвергая во всём, с возрастом так и не приняв в себя Бога, не желают ничего о нём слышать, откладывая в сторону, как непринятое ими произведение, не видя в нём смысла.

— Да и многие верующие люди не в состоянии увидеть в задумке автора некий скрытый смысл. Хоть и верят в Бога, считают себя «святыми», в праве диктовать окружающим своё мнение по любому вопросу, ибо возвысились над другими.

Слегка улыбнулся отец Илья, отреагировав на чрезмерную, неоправданную яркость слов Павла. Но не возразил.

— Где же супруга ваша? Как не встречу, всё один, — и сам испугавшись своих слов, сменил тему Павел.

— Не довелось мне встретить женщину, что смогла бы быть рядом.

— После рукоположения-то ведь и нельзя уже?

— Нельзя, — невинно, даже с некой детской незащищённостью улыбнулся отец Илья. Был младше Павла лет на сорок. Не слишком ли рано избрал путь монашеский, невольно подумал Павел. Нет, не усомнился в истинности принятого, когда-то отцом Ильёй решения, просто попытался примерить его в отношении себя. Давно хотел, и главное понимал; следует венчаться с Ингой.

Не раз заговаривал с ней на эту тему. Но не понимала важности данного, часто задаваемого ему самому себе вопроса. После того случая, что теперь уже был давно забыт ими, когда впервые в своей жизни исповедовался, уяснил для себя; не распавшись в начале семидесятых, их семья существовала и по сей день лишь благодаря терпению Божиему. Возможно и частично превратившись в привычку, отношения с годами отдавали рутиной, но, может именно сейчас, когда ему немало лет, и стоило обвенчаться.

Что-то подсказывало; Инга сама предложит ему.

Шли к машине. Остановились для того, чтоб сделать фото храма со стороны алтаря. В этом ракурсе, считал, тот выглядел необычно.

— Я хочу венчаться с тобой.

— Ну, для этого, как минимум тебе надо креститься, — ничуть не удивился.

— Я готова к этому.

— Ну, что ж, я поговорю с отцом Ильёй. Думаю, ты не возражаешь, если это произойдёт в нашем храме?

— Нашем? Ведь автор ты. Я лишь помогала чертить.

— Но, покрестим в нём тебя.

В ноябре узнали, у них родился внук.

В телефонном разговоре Инга сказала дочери, чтобы привозила показать внука бабушке. Так, как та уже очень старенькая и хотела бы увидеть своего правнука, и так слишком заждалась, впрочем, как, и они, Лерины родители уж сколько лет тешащие себя надеждой.

На православное рождество, приехала вместе с мужем и сыном.

Анастасия Фёдоровна к тому времени уже не ходила, и даже не вставала.

— Как назвали? — пытаясь улыбаться, спросила она, протягивая руки к правнуку, которого держала у себя на руках Валерия.

Оставив подарки в прихожей, вошёл Ларс. Стеснялся, стараясь не привлекать к себе внимание. Не спешил быть замеченным.

— Яковом, — ответила за так и не решившегося произнести хоть слово мужа, Валерия.

— Яков Ларсович. … Неплохо, — попыталась сесть на диване Анастасия Фёдоровна.

Ларс сделал пару шагов в сторону тёщи, но в нерешительности остановился. Улыбка показалась на его лице.