Часть первая. Деревянный корабль

Прокурор просит разрешить ему определить очередность, в которой должны выслушиваться свидетели.

Господин регирунгсрат Игрек из Магдебурга, будучи вызванным для дачи свидетельских показаний, говорит следующее:

Уважаемые господа! В германских землях есть только один человек по имени Янн. Поскольку я встречал это имя как в качестве подписи под экспертными заключениями о состоянии разных органов, так и на титульных листах сомнительных драм, идентичность того и другого имен должна считаться доказанной. (Он размахивает журнальчиком «Рекламз Универсум»^{200}.) Господа, все мы согласимся, что немецкое искусство, немецкий характер вообще, хотя и проявляются во многих местах, но находят выражение также и на страницах этого журнала. Пробуждающего патриотические чувства не в меньшей мере, чем, допустим, «Садовая беседка»^{201}. Так вот: в этом номере, в разделе литературной критики, опубликована статья о драматурге Янне и его пьесе «Медея». Вы все уже знаете, какому разгрому подверг недостойного автора рецензент; я поэтому воздержусь от зачитывания рецензии вслух. Замечу лишь: чтобы порадовать и тех, кто не принадлежит к нашему избранному кругу, я уже многим разослал этот номер — совершенно безвозмездно. Однако у господина Янна есть еще одна смехотворная идея-фикс: он занимается так называемыми священными числами и сакральной математикой, утверждая по поводу последней, что она будто бы так же точна, как и другая, научно обоснованная, но обладает тем преимуществом, что использует в качестве предпосылок эстетические решения. Он утверждает, будто на этой основе совершил значительные открытия в органостроении. Специалисту без предубеждений такой путь уже изначально представляется неприемлемым…

Из числа специалистов для дачи свидетельский показаний первым приглашается органный мастер Альфа из Гамбурга^{202}. По ходу уточнения его персональных данных он, среди прочего, говорит:

Я католик.

Во всех гольштинских церковных приходах такое мое признание воспринимают с неудовольствием.

По существу дела он может сообщить следующее:

Упомянутую «Медею» — вы, господа, наверняка уже ознакомились с этой пьесой — недавно поставили и у нас в Гамбурге^{203}. Я, правда, сам ее не смотрел и по собственным впечатлениям ничего сказать не могу. Но господин Пипер в гамбургских «Известиях» опубликовал знаменитую критическую статью, где, как он выразился, препоручает всю эту историю специалистам по психическим патологиям^{204} — а под конец еще пытается натравить на господина интенданта Немецкого театра членов наблюдательного совета и зрителей, пользующихся абонементом. Так и есть: я тоже уверен, что господин Янн — сумасшедший, потому что он своими пьесами себе же вредит. Но если он сам себе вредит, подумал я, то почему же ты — то есть я — не должен ему вредить? Вот я и стал рассылать — в заинтересованные инстанции — статью господина Пипера и драмы самого Янна. Дело в том, что этот Янн еще раньше написал пьесу — она была удостоена премии Клейста^{205}, а называется «Пастор Эфраим Магнус», — которая представляет собой еще гораздо большее свинство, чем «Медея».

Судья(обращаясь к X. X. Янну):

Вы действительно написали это произведение?

X. X. Янн:

Да. В девятнадцать лет^{206}.

Органный мастер Альфа:

Далее я сказал себе: в Германии ничего страшного не случится, даже если ты обвинишь кого-то, а потом твои обвинения не подтвердятся. Мы, слава богу, живем не в Англии.

Орган запевает песнь Гёльдерлина о немцах как нации лакеев^{207}. Но прежде чем дело доходит до скандала, ему перекрывают воздух, благо специалистов по органам в зале достаточно.

Органный мастер Альфа продолжает:

В Англии моральный ущерб обходится в сколько-то фунтов — тому, кто его наносит. У нас, слава богу, все по-другому. У нас уже не раз случались такие истории. Например: наш старый уважаемый эксперт по органам — в Гамбурге — однажды пожаловался членам церковной консистории, что-де господин Янн, когда реставрировал орган в одной церкви, целыми возами воровал древесину^{208}. Такой слух — а как выяснилось позже, это был именно слух — распространялся целых девять месяцев, и ничего не происходило. Потом вдруг господин Ян явился в консисторию и потребовал, чтобы против него было возбуждено следствие. На заседание консистории наш почтенный старый эксперт, понятное дело, не явился: потому что он сам сфабриковал слух или по меньшей мере усердно его распространял. И хотя невиновность господина Янна была доказана, с экспертом ничего плохого не случилось. Он и по сию пору остается нашим почтенным старым экспертом. Можно даже сказать, что он вышел из дурно пахнущей передряги, обретя новые силы.