Частная кара

Но Николай вдруг ощутил, что зала бывшей библиотеки, куда они вошли с Милорадовичем, стала несоизмеримо громадной. И этот нечаянно увиденный простор стремительно заполняется какими-то людьми, тенями, страшными рожами, поросячьими рылами и прочей чертовщиной.

Николай повел рукой, убирая это мерзкое и страшное, покачнулся, но Милорадович подхватил его под руку.

Это прикосновение вдруг придало сил и уверенности. И он, тесно прижимаясь к старику, повлек его куда-то стремительно, все убыстряя и убыстряя шаг.

Только в переходе за кавалергардской комнатой Николай остановился, увидел стул и сел.

— Пошли за лейб-медиком Рюлем, — распорядился. — Нет, не ко мне! К матушке! Мы идем туда!

Он с удивлением обнаружил, что голос его изменился, наполнившись какой-то очень суровой значительностью. Не подчиняться ему было нельзя. Да и в себе услышал нечто такое, что мигом изжило из души сиюминутный страх и тот, давний.

«Итак, он бросил меня в костер, — подумал холодно. — Ну-ну, поглядим, что из этого получится?!»

С этого мгновения Николай был император.

Затвердев каждым мускулом лица, откинув голову, Николай Павлович нес великую скорбь свою и решимость, твердо ступая по залам, только что покинутым им в смятении.

Мария Федоровна поняла все без слов, но слезинки не пролилось из ее глаз. Матушка словно бы оцепенела, и это показалось Николаю странным.

Служба о здравии Александра Первого все еще шла, и Николай, пройдя через алтарь, остановил ее.

— Мой друг, — сказл он жене, — я отдаю вам на попечение матушку. И тебя, граф, — обратился к Милорадовичу, — прошу быть при императрице.

И тот, будучи свидетелем растерянности Николая всего лишь четверть часа назад, изумился свершившейся в великом князе перемене.

— Да, ваше высочество, — только и сказал.

Спустя еще четверть часа Николай привел к присяге лейб-гренадер Преображенского полка, находящихся во внутреннем карауле, и сам присягнул на верность императору Константину Первому.

По личному его требованию присягнули генералы Милорадович, Потапов, Трубецкой, а там и другие. Николай торопил их, приказывал, спешил как можно больше сановников и войск привести к присяге Константину...

— Что вы делаете, Николай? — в ужасе воскликнула матушка, вполне оправившись от страшного известия. — Разве вы не знаете, что есть акт, который вас объявляет наследником?

— Если и есть такой акт, — сказал он жестко, как не позволил бы говорить с ней никогда, — то он мне неизвестен!

Она представила на мгновение, что гвардейцы, как в ту мартовскую ночь, снова овладеют дворцом, будут делать все, что прикажут им их строптивые командиры, и ей стало отчаянно страшно.

— Это ужасно, Николай! — Она подняла руки, словно защищаясь от него, а он впервые увидел вдруг, что она беспомощная глубокая старуха. — Как же, Николай?! Что вы говорите...

Николай оборвал ее.

— Акт мне неизвестен, — повторил твердо, почти по складам. — И никто о нем не знает. — Повысил голос так, что присутствующий при их разговоре князь Голицын манерно закрыл руками уши: — Я знаю одно: что наш повелитель, наш единственный законный государь — брат Константин...

— Николай, я не понимаю вас! Зачем вы так поступаете, Николай?!

— Мы до конца исполним свой долг! — глядя на Голицына, твердо сказал, и старый царедворец, почувствовав слабость в желудке, ретировался за дверь.

— Будь что будет! — вдруг по-русски сказал Николай и поцеловал руку у матушки.

Она погладила его по волосам, коснувшись пальчиком тщательно скрываемой фамильной плешинки.

Князь Александр Николаевич Голицын поджидал у дверей.

— Ваше высочество, прошу уделить мне минуту, — сказал князь.

Николай взял его под руку и, чуть отстраняя от себя, повел.

— Акт об отречении Константина известен Государственному совету, священному синоду, кроме того, бумаги хранятся в московском Успенском соборе, — быстро говорил князь, стараясь попасть в шаг к Николаю Павловичу; тот, не перебивая, слушал. — Кроме того, мне известна воля почившего монарха и акт отречения... И теперь вам достаточно повелеть, как документы будут представлены. Я не вижу причин, по которым вы спешите провести присягу во дворце и войсках...

— А я вижу эту причину, князь, — значительно произнес Николай и добавил со всей страстью: — Единственный законный государь — Константин Павлович, — и отстранил локоть Голицына.

В покоях Михаила Павловича собрался Государственный совет.

Николай вошел туда стремительно, на мгновение зажмурившись от обилия красного цвета, орденов, седин и лысин.

Ему показалось, что некоторые сановники заметили это. Прошел к столу. Государственные мужи, все до единого, глядели на него, и за их непреклонной решимостью выполнить волю ушедшего монарха определил он некоторую робость, даже страх и желание повиноваться.

— Господа! — сказал Николай высоким повелительным голосом. — Я не намерен читать акт об отречении от престола любезнейшего брата моего Константина Павловича без подтверждения моего законного государя.