Частная кара

— Ты мне ключи от дачи собираешься дать?

— Об этом я хотела говорить с тобой, — она сделала серьезное лицо. — Ты не должен там жить один...

— Как?

— Дача наша общая, хотя и записана на тебя. Папа тоже вложил в нее определенные деньги...

— Но я же там работаю... У меня там архив.

— Об этом надо было думать раньше, — сказала Антонина, и по скулам ее побежали красные пятнышки.

Стахов примирительно сказал:

— Надо что-то решить.

— До тех пор, пока все не решено в законном порядке, ты не должен бывать там. И тем более кого-то туда таскать.

— Я никого не таскаю, я работаю, — раздражаясь, сказал Стахов.

Такой желанный, такой, казалось, прочно устоявшийся мир рушился. Стахову вспомнилось, как Антонина, встретившись с ним на следующий день после их решительного объяснения, так же вот гоняя по скулам красные пятна, жестоко кинула:

— Знаешь что? Ты мне оставь нажитое. И катись ко всем чертям! К Кущину, к Пущину, Бабущину, хоть к самому Наполеону!..

А он шел тогда на встречу с ней, терзаясь болью, ее просьбами не уходить, не разрушать прошлого, пожалеть будущее. Она клялась, что все у них будет хорошо... Но он ушел и не мог себе найти места вплоть до новой встречи, не присев, не сомкнув глаз, — все думал, думал и готов был опять из великой той жалости быть вместе с ней.

И вот снова она говорила ему:

— Ты ушел, и ты должен от всего отказаться...

И он чувствовал себя виноватым, и терзался этой виной, и не мог понять, почему все так.

— Чтобы не ввязывать в наши отношения общественность и милицию, оставь дачу до решения суда, — сказала Антонина. — Кстати, в суд я подаю завтра. Мои требования остаются прежними — оставь все нажитое и... — Она сделала паузу, вспомнила откровение отца и выпалила: — И можешь идти к Зубовой, Карзубовой, Кастрюлевой, Мастрюлевой! К кому хочешь.

— А ты иди к черту! — заорал Стахов.

«Почему она хочет скандала, почему не может посмотреть на происшедшее трезвыми глазами? Ведь мы вместе пришли к выводу, что жить так нельзя! — думал Стахов. — Неужели невозможно найти мирного варианта? Ведь сотни семей расходятся достойно и тихо. Почему мы должны стать врагами?»

— Ты что сейчас делаешь? — спрашивал Алешка.

Растяжки с него сняли. Вовка на соседней кровати катал по пузу трехколесную машину. Все было тут по-старому. Но только на крайней от двери постели вместо Завьялова лежал другой мальчишка с переломом трех ребер.

— Завьялова куда-то перевели, — сообщил Алешка.

И Стахов понял, что это не так, и ему стало до слез жалко того незнакомого малыша, который звал в бреду на помощь людей и не находил их. Сам не зная почему, выйдя от Алешки, он справился о Завьялове в регистратуре. «Умер», — сказала регистраторша, привычно не глядя спрашивающему в лицо.

— Пап, я тебя спрашиваю, что ты сейчас делаешь? — повторил вопрос Алешка.

— Ты понимаешь, так закопался... Николай- то, царь, крепкий орешек...

— История, — понимающе сказал Алешка.

— Ну да... Чем глубже копаешь, тем интереснее. Думаю все-таки лететь в Агадуй.

Алешка, слушал, посасывая карандаш. Стахов застал его рисующим. Теперь заглянул в альбом. Там совсем еще по-детски стреляли танки, выбрасывая из орудий хвостатые метелки, бежали какие-то уродцы, мало похожие на людей, дымились крестики сбитых самолетов.

Стахов удивился тому, что они как две капли воды были похожи на его рисунки, которые он рисовал в таком же возрасте, что и Алешка.

— Ты все еще в отпуске? — спросил Алешка.

— Да, в творческом. Но предупредили, что должен выйти на работу. Вероятно, придется из университета уйти...

— Ну и правильно, — сказал решительно Алешка. — Будешь заниматься творчеством. — Потом задумался и сказал: — А все же жаль!

— Почему?

— Я думал, ты станешь, как дед, главным. Большой начальник! И подхалимчиков много!

Он рассмеялся, переводя все в шутку, но Стахов заметил: Алешку в сказанном что-то волнует.

Антонина всегда была против его стремления уйти на творческую работу.

— Серьезному исследователю нужен твердый оклад и коллектив, — любила повторять изречение отца.

— А мама почему-то плачет, — сказал Алешка.

И Стахов посетовал на Антонину, что не может окоротить себя, привлекая сына к происходящему между ними. Он все еще верил, что их разрыв не тронет Алешку.

— Новая квартира нравится? — спросил сын, стараясь заговорить о чем-то другом.

— Да.

— Ты сидишь на даче?

— Нет. Переехал в пансионат «Елочки», это недалеко от дачи.

— Почему?

— Много уходит времени попусту, обед приготовить... — Стахов свой отъезд с дачи даже себе старался объяснить этими причинами.

— Долго будешь там?

— Долго.

— А Новый год?..

— Под Новый год улечу в Агадуй...

— Жаль, — сказал Алешка и вздохнул. — Пап, — переходя на шепот, потянулся к уху Стахова, — а пап? Бабушка Вовкина за него тысячу с шофера взяла. Целую тысячу... Она к нему приходила... Конфет приперла целую сумку. Они теперь богатые.

Стахову сделалось неприятно и даже чуть совестно. Вспомнилось, как звонил в отделение милиции, как пошел потом к Вовкиной бабушке, встретился с его родителями.