Читаем Частные лица. Биографии поэтов, рассказанные ими самими. Часть вторая полностью

ЗВЯГИНЦЕВ. Моя семья до меня. Родители и бабушка, мамина мама, их уже нет в живых. Я родился в Подмосковье, на станции 33-й километр Горьковской дороги. Такая полугородская, полудеревенская жизнь – маленький поселок при радиоцентре, где работала бабушка, комната в коммуналке в двухэтажном деревянном доме, под окнами огород. Родители – инженеры, они окончили Московский энергетический институт. Все непросто у них было. Папа из Орловской области, из крестьянской семьи. Его отец пропал без вести в 1943-м, мама умерла вскоре после войны. И дядя, он служил на железной дороге, устроил папу в Суворовское училище в Курске. Потом из Курска училище перевели на Дальний Восток, в Уссурийск. По сути это был военный детский дом на краю света, вернуться из которого большинству воспитанников было просто некуда, только в военное училище. Но из-за плохого зрения (это у нас семейное) папа в училище не попал и пошел по гражданской линии, поступил в институт в Москве, там и познакомился с мамой. А мама родом из Днепропетровска. У нее там была, насколько мне представляется, тихая еврейская семья совслужащих: папа инженер-строитель, мама связист.


ГОРАЛИК. Тоже воевали?


ЗВЯГИНЦЕВ. Дед воевал. Он был офицером и, в отличие от другого моего деда – солдата, остался жив, но к бабушке не вернулся, после войны у него была другая семья. Мама родилась в январе 1941 года, а в конце лета ее, моих бабушку и прабабушку увезли из Днепропетровска в эвакуацию. Они оказались на Северном Кавказе, в городе, который сейчас называется Карачаевск, а тогда назывался Микоян-Шахар. Там немцы их и накрыли в 1942 году. Они целый год жили под оккупацией: моя годовалая мама, тридцатилетняя бабушка и бабушкина мама, которой было под семьдесят. Как это бабушке удалось, я слабо себе представляю, но семью она спасла. А после войны… Собственно, Днепропетровск – это город, где бабушка училась, вышла замуж. А родом она из Белоруссии. Этой деревушки, а скорее местечка, сейчас даже нет на карте. Бабушка попыталась было туда вернуться, но там никого и ничего не осталось. Были дальние московские родственники, занимавшие какое-то хорошее советское положение. Они помогли бабушке зацепиться в Подмосковье, найти работу. Мама стала ходить в поселковую школу, потом поступила в институт.


ГОРАЛИК. Вы родились в Подмосковье, верно?


ЗВЯГИНЦЕВ. В паспорте так написано… А рожать меня мама ездила в Москву. В 1972-м папа получил квартиру в Москве, на Октябрьском поле, тогда я и стал москвичом.


ГОРАЛИК. То есть вы росли в Подмосковье?


ЗВЯГИНЦЕВ. Первые годы, до школы. Была у меня там совершенно чудесная бабушка. Родители уезжали с утра в Москву на работу, меня не с кем было оставить. И однокурсница моей мамы, которая жила неподалеку, посоветовала в качестве няни свою соседку. Мария Николаевна Капышина, ей было тогда под семьдесят. Она заходила за мной утром, а вечером родители приезжали на электричке и забирали меня домой. Одно очень яркое воспоминание на всю жизнь, про эту дорогу – мы идем по нашему заснеженному поселку и я слышу рядом чей-то голос: «Эх, вот и закончился 1969-й…» Мы с ней гуляли, читали вместе. Правда, лет с четырех я читал лучше, чем она…


ГОРАЛИК. Она же, с большой вероятностью, училась грамоте во взрослом возрасте?


ЗВЯГИНЦЕВ. Да, она рассказывала, как в 1920-е годы первый раз вышла замуж, а потом уже пошла на какие-то курсы. До трогательности наивный человек, хотя, казалось бы, жизнь ее не баловала. Например, много лет смотрела фильмы про войну и высматривала своего погибшего мужа, думая, что там все по правде, вроде хроники.


ГОРАЛИК. Каким вы были, когда были маленьким? Как был устроен этот ребенок?


ЗВЯГИНЦЕВ. Тихий, некоммуникабельный, довольно замкнутый ребенок, потому что обычного детского социума – сверстники, детский сад и так далее – у него до школы практически не было. Он общался с бабушкой, с родителями, читал книжки. Очень много читал.


ГОРАЛИК. Когда стало ясно, что впереди переезд, – хотелось в Москву? А в школу? Каким это все представлялось?


ЗВЯГИНЦЕВ. Получилось довольно интересно. Мало того что меня окунули в городскую среду, вокруг были даже не совсем сверстники, потому что я пошел в школу на год раньше положенного. Недавно у нас была встреча одноклассников, тридцать лет окончания школы. И я вспоминал, как оказался в этом классе. Мама привела меня в школу – просить, чтобы взяли. И вот передо мной сидит моя будущая классная руководительница. Такая советская тетка за пятьдесят, нормальная училка старой закалки. Потом выяснилось, что она антисемитка, но это потом. В общем, маленький Коля Звягинцев ей не понравился, она его брать не хотела, тем более что класс уже сформирован. А рядом с ней сидит директриса школы. Такая же тетка, только директриса. И ей я почему-то приглянулся. Она и говорит: «Давай что-нибудь такое спросим у него, какую-нибудь задачку зададим». И наша Елена Васильевна (классная) думала-думала, а потом задала мне задачку; как я потом выяснил, из курса математики второго класса. Типа, на завал. А я ее взял и решил.


ГОРАЛИК. Почему, откуда это?


Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза