Частные лица. Биографии поэтов, рассказанные ими самими. Часть вторая

В новорожденной хирургии
Лежит девочка без ногиииии.

Он не продолжился – трудно такой стих продолжить. И не нужно, наверное.

В Филатовской меня очень поддержал журнал Esquire, который начал выходить той зимой. В перерыве между кормежками нас сгоняли из палат в материнскую, грустное, грязноватое (ее мы тоже мыли, но не так тщательно, как детские палаты) помещение в подвале, и начиналось мерное пыхтенье молокоотсосов, обсуждение ассортимента детских магазинов и дробление таблеток. А я утыкалась носом в журнал и становилась человеком. Не помню ни одного материала из первого номера, но помню это счастливое чувство – наконец-то появился журнал, сделанный для меня, лично.

Я не очень хорошо понимаю про то, что в этот момент происходило со старшими детьми. Они были такие как обычно. И слава богу. Средний начал просто немножко хамить – до этого он же был младшим. А старший всегда был сложный, поэтому никакой разницы я не заметила. Они Саню очень любят, конечно. Впрочем, они все трое друг друга очень любят. Когда старшие были маленькими, мне бы в голову не пришло, что я могу запросто так сказать и не плевать через плечо. Это до сих пор удивительно и очень неожиданно.

В 2007-м я пошла работать к Жене, считая, что это правильно. Это было неправильно.

Мы очень много сделали вместе – выпустили несколько фильмов, начали с Варшавским кинофестивалем проводить ежегодный кинофорум «Проект на Завтра». Первый его выпуск я вы́ носила и родила – даже придумала название и программу. Но мне всегда хотелось быть на стороне проекта, а не организатора.

Со своими работать очень сложно, и это была далеко не работа мечты.

Если представить себе работу идеальную, то это было бы что-то похожее на театр. Театр меня интересовал всегда. Я терпеть не могу ходить в театр, не люблю смотреть на людей на сцене, а люблю делать. В первые же каникулы первого класса мы поехали на дачу к родительским друзьям, нас там было четыре девочки, и мы немедленно, почти без участия взрослых устроили спектакль. Это была уморительно смешная трагедия про то, как принц ослышался – ему показалось, что кто-то говорит: «Принцессу пустят на мясо», и закололся, а принцесса вслед за ним.

Потом, летом после второго класса, в деревне, где мы снимали дачу, я ставила «спектакль», который на самом деле был большим капустником. Все там что-то делали – младшие и старшие дети, соседские и родственные. Мы нарисовали билеты, поставили во дворе лавки и позвали всех родителей. Здоровых теток 11–13-летних мне удалось заставить травить какие-то байки, петь, кого-то изображать. Вот это мне было интересно. Мне очень было интересно писать пьесы. Я подозреваю, что я не могла бы написать пьесу сама, но при наличии команды, с кем-то вдвоем, может быть, я бы и писала, и ставила, и играла. Любовь к радио в значительной степени отсюда. Я люблю выступать. И в идеальном мире наверняка сама занялась бы созданием какого-то пространства – не ОГИ, не «Мастерской», не Театра. док, но родственной им лаборатории. Какого-то места с каким-то процессом. Наверное, если бы у меня не было семьи, так бы и получилось. Но место с непрерывным процессом, зачастую неуправляемым, всегда находится у меня дома.

В 2010-м я стала искать работу снова, понимая, что место с процессом не очень реально. И мне повезло – нашелся Corpus.

Поначалу я, на самом деле, была в некотором ужасе, что на это согласилась. Мне казалось, что момент рампы уходит из моей жизни совсем. Но надо сказать, что лучше работы у меня не было никогда. Сначала, конечно, было очень страшно – с одной стороны, что я не справлюсь, а с другой – что быстро пойму, что не хочу посвящать этому жизнь. Я всегда жила с ощущением недооцененности и одновременно – большой переоцененности себя, и мои страхи вполне это отразили. Я не была уверена, что хочу именно этого. Помню, как мы с Варей встретились и она меня спрашивала, почему я решила заняться редактурой. Я сказала, что устала от людей и хочу общаться с текстами. И это было правдой. Это очень дисциплинирует. Немножко сводит с ума порой, но все, что нас не убивает, делает нас сильнее.

Я уходила из Corpus’а на год, когда у меня заканчивал школу старший сложный ребенок. В первый заход была страшная паника, но после перерыва я научилась это купировать. А вначале, сдав книжку, я вспоминала какую-нибудь ошибку там и переставала спать. Есть вещи, в которых я до сих пор не могу признаться никому. И это, к сожалению, книжки, которые не будут переиздаваться. Кто-то их прочитает и умрет, считая, что так и должно быть. Иногда я почти не думаю об этом, и сразу хорошо, а потом вдруг снова обливаешься потом и не можешь спать. Но это стало как-то лечиться. И то, что ты получаешь взамен, конечно, стоит некоторых страданий: приходится читать, приходится непрерывно работать, приходится непрерывно систематизировать и получать знания.