Частные лица. Биографии поэтов, рассказанные ими самими. Часть вторая

АХМЕТЬЕВ. Моя семья началась незадолго до моего появления, то есть папа с мамой встретились в каком-то доме отдыха или санатории где-то чуть ли не в 1949 году. А я родился 31 марта 1950-го. А может быть, это был 1948 год, я точно не знаю, но где-то незадолго совсем. Я поздний ребенок, у папы вообще была другая семья еще до войны, он 1909 года рождения.

ГОРАЛИК. То есть они были взрослые люди?

АХМЕТЬЕВ. Они были взрослые люди, и маме было за тридцать. Вот, у него было две дочки, но он уже не жил, кажется, с ними после войны. Но точно я не знаю, честно говоря…

Они с мамой прожили вместе немного, в начале 1957 года папа умер. У него был сердечный приступ, и он скоропостижно скончался.

ГОРАЛИК. Молодой.

АХМЕТЬЕВ. Да, 47 лет ему было. А мне было без малого 7 лет, и я в это время был в этой комнате. Мы жили в одной комнате все, и он там умер.

ГОРАЛИК. Это было в Москве?

АХМЕТЬЕВ. Это было в Москве. Я тогда вкратце расскажу про папу и маму. Папа был такой вот московский интеллигент, а предки, как выяснил мой двоюродный брат Миша Ахметьев, он занимался генеалогией семейства Ахметьевых, они были купцами, и в Москве им принадлежала фабрика лубков. Насколько я помню, у них была вторая гильдия в расцвете дела, а потом дело у них пошло под уклон из-за цензуры, которая была введена на лубки, и этот бизнес у них пошатнулся и развалился. Может, там еще были какие-то причины, я не знаю. Это первая половина XIX века. И из купцов они перешли в категорию разночинцев, мещан и жили так вот в Москве потихонечку. Кто чем занимался: кто художником… Прадедушка был художник, а дедушка я не знаю, кем он еще был, но он был офицер, Иван Владимирович Ахметьев, он служил в штабе у Брусилова. И он вместе с Брусиловым перешел к большевикам. А дальше я не знаю.

ГОРАЛИК. Это год 1918-й, наверное?

АХМЕТЬЕВ. Да, наверное. И дед умер своей смертью в 1937 году. У него было три сына и две дочери: мой папа, дядя Петя, дядя Володя, тетя Рита и тетя Таня.

ГОРАЛИК. Папа старший?

АХМЕТЬЕВ. Нет, он был младший из братьев. Старший был Петр, который был репрессирован и умер в заключении в Норильске. Как мне сказала его дочка Ира, он был способный химик. Но там он работал не по специальности, насколько я понимаю. Папа умер, вот как я сказал. А дядя Володя прожил долго, он прожил почти восемьдесят лет. И две тетки. Их было пятеро. А папа был как бы художником, но художником он был без образования, он ничего не кончал. А у них был еще двоюродный брат Ахметьев Владимир Петрович, вот он был профессиональный художник. Вот, например, станция Семеновская, бывшая Сталинская, она построена по проекту не помню кого, но в общем Вера Мухина и вот этот Ахметьев ее оформляли. И он еще работал на ВСХВ, и он взял туда своих племянников Володю и Алексея, моего папу. Когда строилась ВСХВ в 1930-х годах.

ГОРАЛИК. А «взял» – они делали что?

АХМЕТЬЕВ. Там же бригадой работали, на оформлении. И они там все это дело расписывали, не знаю. И так они и остались на всю жизнь художниками потом, потому что мой папа был художественным редактором и немножко рисовал иногда для книжек. Но во время войны он был сапером и, видимо, здоровье подорвал там довольно здорово. Прошел всю эту войну от начала до конца. Вот еще что хочу сказать, что папа очень любил стихи, немножко сам писал и оставил много книжек, на которых я, собственно, вырос. Книжки остались. У меня первое детское впечатление, а жили они на улице Кирова, Мясницкой, дом 7, в проходном дворе между Малой Лубянкой и улицей Кирова. Там такой флигель стоит. Это дом, где жило семейство Курьяковых – мамина семья. И папа туда пришел. Жили там они с мамой и со мной в восьмиметровом таком пенальчике. И у меня одно из ранних детских впечатлений, что я в своей кроватке лежу, прямо напротив меня шкаф, вот этот шкаф (показывает), и там корешки книг передо мною. И потом я начал их постепенно читать, когда научился.

ГОРАЛИК. Я бы очень хотела вернуться, чтобы ничего не забыть, к разговору про маму.