Частные лица. Биографии поэтов, рассказанные ими самими. Часть вторая

АХМЕТЬЕВ. Сам переезд я совершенно не помню. Я помню событие детства – это вот появление моей сестры, которая на шесть лет младше. Ее туда привезли, и, значит, такой анекдотический детский эпизод: ее положили в кроватку в нашей комнатке маленькой, я побежал на кухню и принес ей корочку хлеба, хотел ей дать, и тут на меня все заорали: «Что ты делаешь!». А, еще что я помню. Соседями ближайшими были наши родственники, дальше была маленькая комнатка, где жила тетка Тоня, а дальше уже были соседи как таковые. И с ними были сложные отношения. Я помню страшный скандал у меня над головой. Меня моют на кухне, я сижу в тазу, и соответственно меня мама намылила, и тут выскочила что-то соседка (то есть это я так, деталей не помню, конечно) и начался какой-то крик. Типа того, что, может быть, не надо было меня мыть на кухне. Одним словом, какой-то был крик, но как-то обошлось.

ГОРАЛИК. Вы с сестрой, когда она стала подрастать, как-то хорошо взаимодействовали?

АХМЕТЬЕВ. Да, конечно. Я ее водил в садик сам, отводил, забирал. Уже был школьником, а она в садик ходила. Там, в Измайлово. А еще анекдот про нашу квартиру на улице Кирова выяснился гораздо позже. Есть в Москве такой писатель Эдуард Аронович Шульман. Может, слышали про такого? Очень хороший писатель. Между прочим, учитель Михаила Шишкина, как говорят. Я его вообще очень люблю. Он отличный писатель, дядька такой отличный, Мы как-то с ним шли и стали разговаривать, кто где жил в Москве. Я говорю «Я на улице Кирова». Он говорит: «А я тоже на улице Кирова». Я говорю «Я в доме семь». Он говорит «Я тоже в доме семь». Я говорю: «Я в квартире 26». Он говорит «И я в квартире 26». Оказывается, их семья, Шульманы вот эти, занимали одну из комнат в этой же квартире. И он тут же вспомнил мою маму и сестер ее. А они выехали оттуда где-то в начале 1950-х годов, когда мне был годик всего. Я спросил маму: «Мам, ты помнишь Шульманов?» Она говорит: «Конечно, Эдика Шульмана я помню, я ему задачки помогала решать». Отношения были тесные соседские с семьей мамы, но и хорошие были отношения и с семьей отца. Я помню смутно, что мы регулярно ходили к ним в гости к кому-нибудь, они собирались и шумно так проводили какие-нибудь праздники, дни рождения. И смутно-смутно помню бабушку свою по этой линии, я чуть-чуть ее застал. Папина мама бабушка Оля, я ее немножко помню. Она еще была жива.

ГОРАЛИК. Получается, у вас куча двоюродных братьев и сестер?

АХМЕТЬЕВ. Да, у меня были с обеих сторон братья и сестры двоюродные, это довольно существенно. И еще две сводные сестры у меня.

ГОРАЛИК. Но они старше обе сильно?

АХМЕТЬЕВ. Они старше, да, они обе родились до войны. Они сейчас обе умерли. Галя и Леля их звали. То есть Галя и Лена. А мама у них была еврейка. Александра Львовна Минкина. Она была ученый человек, типа биолог или химик. И когда папы не стало, она немножко пыталась взять надо мной шефство, и мама была не против. И она звала меня к ним в гости, я приходил, меня расспрашивали, как я живу, что читаю. Главным образом она сама, потому что у сестер была своя жизнь, молодые женщины, у них свои какие-то дела, я с ними меньше общался. Книжки какие-то мне давали. Но книжки больше научно-популярные. По геологии, по географии.

ГОРАЛИК. Вам это было интересно? Что вам тогдашнему, дошкольному еще, было интересно помимо книжек?