Частные лица. Биографии поэтов, рассказанные ими самими. Часть вторая

АХМЕТЬЕВ. Я думаю, что скорее в хорошем. Я сделал его страничку на «Неофициальной поэзии», там есть несколько стихотворений, можно посмотреть. Но его никто не знает совершенно. Он сам никаких усилий в эту сторону не предпринимает.

ГОРАЛИК. В тот момент, в институте, можно было помыслить, что физика – это не ваше, а хочется, например, публиковаться? Эта тема возникала?

АХМЕТЬЕВ. Нет, не возникала совершенно. Во-первых, я писал мало стихов, это было мое личное дело, почти что никого оно не касалось. Мой какой-то внутренний интерес. Я не ставил себе цели. Интенция была другая тогда. Интенция была вообще разобраться в жизни, как-то понять, что это такое происходит. Разобраться хотелось во всем, в том числе и в физике. Но в физике я немножко разобрался, что-то я, мне кажется, начал там понимать. И мог бы, вполне мог бы заниматься. Потому что когда я отказал этому своему руководителю, то они меня бросили. Мне нужно писать диплом, а они забрали себе все результаты. Была такая месть. И я подумал: а, ну хорошо. И я взял за два месяца сделал новые результаты, а поскольку их нужно было еще обработать, то мне пришлось по необходимости придумать новый метод обработки. И когда рецензент внешний, я ему показал диплом, он большие глаза сделал и сказал: это что, вы сами придумали? Я говорю: да.

ГОРАЛИК. По какой теме диплом?

АХМЕТЬЕВ. А диплом был «Измерение чего-то (я уже не помню) в ударных трубах». Интерференционные методы измерения, ударные трубы, короче. Это был эксперимент. Одним словом, физика обошлась без меня. И долго казалось, что и литература обойдется без меня.

ГОРАЛИК. Институт – это семь лет жизни, можно про них еще немного поспрашивать с другой стороны?

АХМЕТЬЕВ. Да, конечно, конечно, семь лет жизни.

ГОРАЛИК. Как вы жили – в бытовом смысле? Вот упоминалось выше, что до 22 лет – с мамой, а дальше?

АХМЕТЬЕВ. До 22-х мы жили с мамой в этой комнате в коммунальной квартире, а потом она, видимо, была на очереди, и подошла очередь, она получила отдельную квартиру двухкомнатную. Значит, я, сестра и мама. У сестры там своя какая-то была жизнь, она подрастала там и вот. И мы переехали тоже в Измайлово в эту квартиру, а тут у меня появилась девушка, Эмма, которая потом стала моей женой, и мы разменяли эту квартиру. История разменов, переездов – это тоже отдельная история. Это был уже четвертый переезд. Первый был с улицы Кирова в Измайлово, потом внутри Измайлово из одной комнаты в другую, потом в квартиру, потом год пожили и решили разъехаться. И разменяла мама эту квартиру двухкомнатную на квартирку себе отдельную, а мы получили две комнаты в общей квартире. Так удалось ей такой вариант прокрутить. И там мы жили, там дочка моя родилась Оля.

ГОРАЛИК. А вы еще доучивались, когда она родилась?

АХМЕТЬЕВ. Нет, я в «почтовом ящике» работал. Это немножко позже. А женился я, когда был студентом. А эту квартиру мне потом удалось уже самому разменять с соседкой на две однокомнатных. Потом было еще несколько переездов. Потом развод, в связи с разводом я ушел и два года с лишним просто где-то жил по знакомым, где-то снимал, а потом я получил еще раз свою собственную квартиру. А потом, когда тетка моя померла… Не знаю, надо ли это. В общем, у меня была однокомнатная квартира, я там прожил 10 лет на Щелчке.

ГОРАЛИК. То есть все где-то здесь, где мы сейчас сидим?

АХМЕТЬЕВ. Да, но не всегда на самом деле я жил здесь. Я пожил в разных местах Москвы. Это так получилось, что я вернулся сюда. А так вообще Измайлово – это такая родина. То есть моя родина – это вообще улица Кирова, центр, я там все это помню. Потому что мы жили на Кирова, а в Армянском переулке жила Александра Львовна, папина первая жена, куда я ходил в гости, но уже когда был взрослее. А мама, мама вообще немножко нервничала, когда папа их навещал. Она, конечно, немножко нервничала, но в принципе она была человек очень такой справедливый и добрый и она не препятствовала, чтобы он с дочками общался и все такое.

К тому времени умерла моя тетка Тоня, которая в Комитете мира работала, а у нее к тому времени была квартира и дача. И когда она умерла, ей было ровно 90 лет, кстати, она умерла вот так вот дай Бог каждому.

ГОРАЛИК. Получается, мамина линия долгожители?

АХМЕТЬЕВ. По женской линии во всяком случае. Мама в 89, эта тетка в 90, их средняя сестра тетя Аня умерла тоже где-то под 90. Эта тетка, конечно, была по-своему замечательная женщина. Но у нее не было детей, и вот когда она умерла, честно говоря, жалко было расставаться с дачей. Дача эта наша – это была тоже такая родина, понимаете… А вот, посмотрите (показывает фотографию).

ГОРАЛИК. Какая картинка!

НЕШУМОВА. Это Собачья площадка. Я заклеила, к сожалению, дату. Это 1937 год. Там с другой стороны совершенно замечательная надпись. Вот домашнее имя этой тетки – Тулечка. Там написано: «Тулечка, твой Нулястый (это соответственно автор-художник) уже скоро не сможет приходить на Собачью площадку, помни обо мне. Февраль 1937 года».