Частные лица. Биографии поэтов, рассказанные ими самими. Часть вторая

АХМЕТЬЕВ. В общем, скоро его арестовали и он исчез до 1950-х годов. Прекрасный художник, его звали Игорь Тимофеев. У них был роман с моей теткой. И значит вот, он исчез тогда, а в 1950-х годах он возник. Это вот мне в наследство осталось от тетки. И мы придумали эту картинку в книге Усова использовать. Так вот она померла, мы всё продали и поделили (все племянники, которые были) эти деньги. Мне там отломился кусочек денег, и я их потратил на то, чтобы поменять квартиру с плюсом. И я однокомнатную поменял на вот эту двухкомнатную. Это уже 1999 год. Тетка умерла в 1997-м, а в 1999-м это удалось мне сделать.

ГОРАЛИК. Расскажите, если можно, про дочку?

АХМЕТЬЕВ. Дочка родилась в 1976 году. Мы тогда жили с соседкой, с Эммой, ее мамой, мы жили, и дочка родилась. Ну, ничего так, очень, конечно, были счастливы. Жизнь была бедная, сложная по-своему. Тут еще вскоре после этого я же бросил работу, это была такая травма для моих всех близких, этого почти никто не понял и почти все отшатнулись: и родственники, и друзья многие. Просто даже вообще за человека не считали. Там была такая констелляция факторов и мотивов. Один фактор – это начавшееся общение с Мишей Файнерманом, это очень важный человек в моей жизни, тоже определяющий такой. Это был первый человек, который интересовался полностью… Я для себя определял, что меня интересуют гуманитарные проблемы. Я понял, что гуманитарные проблемы важнее, чем научные проблемы. Почему надо уходить из физики? Во-первых, потому что гуманитарные проблемы вообще важнее, во-вторых, потому что нельзя доверять этому государству. И я понимал, что практически вся наука – это «ящик» здесь. И этому государству я не мог доверять и удивлялся тем, кто… А предыдущее поколение как-то еще по инерции доверяло. Вот в чем еще разрыв произошел. Вот этот фактор. И вдруг я встречаю Файнермана, который первый человек в моей жизни, который полностью, целиком и всерьез экзистенциально жил вот этими гуманитарными проблемами. И я это сразу почувствовал, и это было очень важно. И мы с ним много общались. Ну и продолжалось это общение до конца его жизни. В каком-то смысле оно, конечно, и сейчас продолжается. Там были свои сложные моменты, у него свои были периоды какие-то, у меня тоже. А Миша был для меня пример в этом смысле. Он закончил какой-то технический вуз, сейчас не помню какой, а работал он… Он себе такую нишу нашел: он работал лаборантом в ПТУ. В ПТУ тоже преподавали физику, химию и нужны были учителя и лаборанты. И вот лаборантам нужно было приходить раз в неделю. И он раз в неделю приходил, какие-то там колбы мыл, что-то там готовил и уходил. В хороший период он сразу в двух ПТУ работал. А еще он подрабатывал, он переводил патентную информацию для ВИНИТИ… В смысле денежного вопроса, нужно было кормить семью, я семью успокаивал, что я постараюсь зарабатывать не меньше по крайней мере. И первое время так оно и было, я так разогнался. Когда я ушел из почтового ящика, я устроился в булочную на сутки-трое.

ГОРАЛИК. Продавцом или грузчиком?

АХМЕТЬЕВ. Нет, продавцом никогда не был. Эта должность называлась «рабочий». Это грузчик, да. Это разгрузка машин, это внутренние работы: выкладывание на полки, разрезание половинок, плюс еще и уборка тоже входит в обязанности. Но первое время я манкировал, у нас там были женщины, которые убирались, а мы зато за них разгружали. Значит, я пошел на сутки-трое в булочную, но я решил, что это мало, там 90 рублей, нужно компенсировать потерю, и я устроился по совместительству рабочим еще в книжный магазин, в «Молодую гвардию». Туда не на сутки, а просто днем нужно было приходить. Несколько месяцев я там проработал, а потом оттуда ушел, потому что очень трудно на самом деле было совмещать. Суточная работа это… По молодости мне казалось, что у меня сил на все хватит, а когда там сутки действительно без сна… А в той булочной, где я работал, там большой товарооборот. Скажем, за ночь приходило семь-девять машин. Только ты задремлешь, бац и звонок, нужно выскакивать на улицу, разгружать. По-своему это было, конечно, прекрасно. Выходишь, и запах свежего хлеба, перемешанный с запахом выхлопного газа. А один сезон я работал, знакомый меня позвал, истопником в Кусково. Я топил угольную печку в музее. Это вообще искусство, этому нужно было научиться сначала, потому что это такая работа серьезная. И меня учили какие-то, как я их называл, екатерининские старички, потому что там все екатерининское, елизаветинское, там и старички были соответствующие. Один приезжал на какой-то инвалидной машине и объяснял мне, как уголь насыпать, как шлак выгребать, чтобы не погасло. И так далее, и так далее.

НЕШУМОВА. Ты там сидел и читал Соловьева, нет?