Часы. Пальцы чешутся. К чему бы? Вечеринка на хэллоуин

— А она не могла его видеть, когда ей показывали тело?

Хардкасл покачал головой.

— Шрам за ухом. Чтобы его увидеть, нужно оттопырить ухо.

— Ну, тогда все в порядке! Еще одно подтверждение. Не понимаю, что тебя гложет?

Хардкасл буркнул, что дельце попалось чертовски трудное, и вдруг спросил, не увижусь ли я в Лондоне со своим то ли французским, то ли бельгийским другом.

— Может, и увижусь. А что?

— Я обмолвился о нем начальнику полиции, и тот мигом его вспомнил — в связи с нашумевшим когда-то расследованием убийства девочки из отряда скаутов. Мне поручено передать, что, если он вдруг надумает сюда приехать, мы будем ему безумно рады.

— Он не приедет, — заверил я. — Этот человек ни за что не сдвинется с места. Прирос к своему креслу, точно моллюск к раковине.

Было уже четверть первого, когда я позвонил в дверь шестьдесят второго дома по Уилбрэхем Крэсент. Открыла сама миссис Рэмзи.

— Что вам угодно? — спросила она.

— Могу я с вами поговорить? Я был у вас дней десять назад. Помните?

Она внимательно в меня вгляделась и слегка нахмурилась.

— Вы приходили… с инспектором полиции, если я не ошибаюсь?

— Совершенно верно. Могу я войти?

— Прошу. Разве можно не впустить полицию? Выйдет себе дороже!

Она прошла в гостиную, жестом указала мне на кресло и села напротив. Ее голос показался мне неожиданно резким, а манере поведения — непривычно вялой.

— Как у вас тихо, — заметил я. — Мальчики, видимо, вернулись в школу?

— Да, теперь здесь тихо… Полагаю, — она чуть помолчала, — теперь вы станете спрашивать уже о другом убийстве… о девушке, которую задушили в телефонной будке?

— Не совсем так. Видите ли… я не из с полиции.

Казалось, она была немного удивлена.

— Я думала, вы сержант… Лэм, кажется?

— Это действительно моя фамилия, но работаю я в совершенно другом ведомстве.

В один миг от ее вялости не осталось и следа. Миссис Рэмзи бросила на меня быстрый настороженный взгляд.

— О! Так в чем же дело?

— Ваш муж все еще за границей?

— Да.

— Он уехал довольно давно, миссис Рэмзи, не так ли? И довольно далеко.

— Что вам об этом известно? — спросила она.

— Он отбыл за Железный занавес[91]. Так?

Немного подумав, миссис Рэмзи тусклым голосом произнесла:

— Да. Да, это так.

— Вы знали о его намерениях?

— Более или менее, — миссис Рэмзи помолчала. — Он хотел, чтобы я поехала с ним.

— Ваш муж давно это задумал?

— Скорее всего, давно. Но мне не говорил до последнего момента.

— Вы не разделяли его взглядов?

— Раньше, пожалуй, разделяла. Да вы и сами знаете. Вы ведь наверняка все тщательнейшим образом проверили. Покопались в прошлом, выяснили, кто просто сочувствующий, а кто — член партии.

— Вы могли бы сообщить какую-либо полезную для нас информацию о своем муже?

Она покачала головой.

— Нет. И не потому, что не хочу. Я просто не знаю. Он никогда не говорил мне ничего определенного. Да меня, в сущности, это и не интересовало. Мне все это страшно надоело. Когда Майкл сказал, что уезжает насовсем, причем в Москву, я даже не удивилась. Но мне нужно было срочно решать, чего хочу я сама. Сделать выбор.

— И вы решили, что не разделяете убеждений мужа?

— Я бы так не сказала. Просто у меня свой взгляд на вещи. Женщины — за редким исключением — вообще избегают крайностей. Лично я всегда придерживалась умеренно левых взглядов.

— Ваш муж был замешан в деле Ларкина?

— Не знаю. Возможно. Мне он ничего об этом не говорил.

Она вдруг оживилась.

— Давайте внесем ясность, мистер Лэм… Или мистер Волк-в-овечьей-шкуре, или кто вы там есть на самом деле! Я любила своего мужа. И, скорее всего, согласилась бы уехать с ним независимо от того, разделяла я его взгляды или нет. Но он хотел, чтобы я взяла с собой мальчиков. А я была категорически против! Все очень просто. Подумав, я решила, что останусь здесь, с ними. Не знаю, увижу ли я теперь когда-нибудь Майкла… Он выбрал свой путь, а я — свой. Но одно я уяснила для себя твердо. Я хочу, чтобы мои сыновья выросли в их собственной стране. Они англичане. И я хочу, чтобы они росли и воспитывались, как все английские дети.

— Я вас понимаю.

— Думаю, это все, — сказала миссис Рэмзи, вставая. В каждом ее жесте и слове была несколько нарочитая твердость.

— Выбор, по всей вероятности, был нелегким, — мягко сказал я. — Очень вам сочувствую.

Я не кривил душой. Я действительно ей сочувствовал. Должно быть, она поняла это, потому что грустно и едва заметно улыбнулась.

— Ну что ж… На такой работе вы должны, наверное, уметь поставить себя на место другого и понять, что он чувствует и думает… Все это для меня было сильным ударом, но теперь худшее позади. Сейчас я должна думать о том, как мне жить дальше. Остаться здесь или куда-нибудь уехать. Я должна найти работу. Раньше я работала секретарем. Может, пойду на курсы машинописи и стенографии.

— Только потом не нанимайтесь в бюро «Кавэндиш», — предостерег я.

— Это почему же?

— Уж слишком часто с их сотрудницами происходят несчастья, вы не находите?

— Вот уж чего не знаю, того не знаю.

Пожелав ей удачи, я ретировался. Узнать мне ничего не удалось. Да я и не надеялся. Просто каждый должен доводить дело до конца и не оставлять огрехов.