Чечня: Трагедия Российской мощи. Первая чеченская война

Со своей стороны, правительство Дудаева заявляло, что похищения были выполнены чеченской оппозицией при поддержке российских спецслужб, с тем чтобы дискредитировать чеченские власти и предоставить повод для военного вмешательства. Нет ничего невероятного в том, чтобы чеченский Временный совет принял такую стратегию, поскольку позже, уже во время войны, антидудаевским чеченцам предъявлялись убедительные обвинения в совершении ряда преступлений, чтобы сделать заключение мира невозможным. Однако представляется сложным поверить в то, что оппозиция смогла найти чеченцев, желающих сильно рискнуть жизнью в подобном предприятии (ведь последняя группа похитителей была казнена[53]). Тот факт, что во время последней операции российские войска атаковали вертолет, а вместе с заложниками и одним из похитителей погиб российский офицер, также делает эту гипотезу довольно недостоверной⁴¹.

Весной 1994 года из руководителей российского правительства и ельцинского окружения за прямую интервенцию против Дудаева выступали только министр по делам национальностей Сергей Шахрай и Доку Завгаев; позднее к ним присоединился глава ельцинской администрации Сергей Филатов. Во всех трех случаях жесткая линия была, возможно, отчасти мотивирована желанием вернуть ведущую роль в руководстве, утраченную в ходе кадровых перестановок предшествующего года. Что касается Шахрая, то он как потомок терских казаков мог также вдохновляться традиционной ненавистью казаков к чеченцам и желанием вернуть обратно казачьи земли – или как минимум желанием заполучить политическую поддержку казачества для реализации своих политических амбиций.

Для остальной части российской администрации Чечня не занимала столь высокую позицию в списке приоритетов. Было ли это отчасти следствием взяток, раздаваемых сторонниками Дудаева, как это утверждают Говорухин и другие, непонятно. Учитывая глубокую коррупцию в ельцинской администрации, верховном военном командовании и российской бюрократии, в этом нет ничего совершенно невероятного, – но более точные сведения, как обычно, отсутствуют.

По некоторым свидетельствам, ельцинская администрация полагала, будто «маленькая победоносная война» повысит ее популярность внутри страны, особенно учитывая ресурсы ультра-националиста Владимира Жириновского, чья партия в ходе парламентских выборов в декабре 1993 года получила почти четверть голосов. Казалось, – ошибочно, – что это свидетельствует о сильном течении воинствующего национализма в России. Полковник Сергей Юшенков, на тот момент возглавлявший комитет Госдумы по обороне, утверждает, что в январе 1995 года Олег Лобов, секретарь Совета безопасности и ключевая фигура в «клике силовиков» вокруг Ельцина, сказал ему: «Президенту нужна маленькая победоносная война, как это сделали США на Гаити[54]», – в связи с чем Лобов попросил Юшенкова «не создавать так много шума», противодействуя этой войне. Андрей Пионтковский, знакомый с рядом фигур из различных российских экспертных центров, также сообщил мне, что некоторые лица в окружении Ельцина рассчитывали, что война будет популярна и стимулирует российские национальные настроения в поддержку президента. В этом они, конечно же, ошибались. По словам Пионтковского, «для империалистической стратегии у них было наготове всё, – за исключением имперского народа»⁴¹. Еще до ввода войск в Чечню широко распространилось общественное неприятие применения силы, отразившееся, к примеру, в обзорах ИТАР ТАСС, в обычном случае весьма подчиненных преобладающему правительственному курсу. Как сообщалось в начале декабря 1994 года, «репортажи ИТАР ТАСС со всей страны и из некоторых иностранных государств показывают, что большинство россиян и иностранцев хотели бы, чтобы чеченский конфликт был урегулирован мирными средствами»⁴².

В феврале 1994 года Шахрай включил в послание Ельцина парламенту отдельное упоминание Чечни, в котором подчеркивалось, что правительство Дудаева имеет незаконную природу. Как утверждают аналитики ельцинской команды Эмиль Пайн и Аркадий Попов, Шахрай также сыграл ключевую роль в принятии Госдумой в следующем месяце резолюции, поставившей Дудаева вне закона и призвавшей к переговорам с чеченской оппозицией. Либо Шахрай, либо Филатов, предположительно, ответственны за срыв возможности приглашения Дудаева в марте 1994 года для участия в прямых переговорах с Ельциным о конфедеративном договоре. Вскоре после этого чеченские захваты заложников привели к решительному и катастрофическому ухудшению отношений между Кремлем и Дудаевым⁴³.