Чехов без глянца

Раз в неделю у него бывали пироги, настоящие русские пироги, и он зазывал Антона Павловича к себе. Иногда удовольствие есть эти вице-кон­сульские пироги выпадало и на мою долю. Да и самый пансион не без основания назывался «русским» (хотя вто время официальное название у него было какое-то друтое). Там была русская ку­харка, история которой интересовала все населе­ние пансиона, а А. П. не менее, чем других. Благо­даря ей на нашем столе иногда появлялись тоже пироги, по-русски приготовленная селедка и даже борщ.

Сама же она, хотя и не забыла родного языка, но давным-давно совершенно офранцузилась и не вы­ражала ни малейшего желания вернуться в Россию. — Зачем? — говорила она. — Там я была рабой, а здесь — свободная гражданка, такая, как все.

В Ниццу она попала лет двадцать тому назад, слу­чайно, в качестве горничной при купеческой се­мье, но семья уехала, а она осталась. Вышла замуж за негра, плававшего на каком-то пароходе, и у нее была дочь-мулатка, таинственное существо, жив­шее тут же, в здании пансиона, но отдельно от ма­тери.

Дело в том, что негр, однажды вернувшись из плава­ния, нашел у своей жены белого ребенка и, сделав из этого правильный вывод, отверг жену, не захотел иметь с нею больше никакого дела. В то время, о ко­тором идет речь, его уже не существовало, он умер. Да и то белое существо, которое послужило причи­ной разрыва, тоже умерло.

Л смуглолицая Соня (так, кажется, ее звали), уже совсем взрослая девушка, избегала показываться на глаза своей матери, которая встречала ее суро­вым укором. Она и вообще почти не показывалась, и если уж ей необходимо было выйти со двора, она делала это торопливо, чтобы как можно меньше глаз видели ее.

Выходила же она по вечерам и возвращалась до­мой не всегда одна...

Это странное сплетение обстоятельств почему-то сильно овладело вниманием А. П. Впрочем, это было понятно.

«В жизни все просто», — обыкновенно говорил он, бракуя в литературе все нарочитое, искусно ском­понованное, эффектное, рассчитанное на то, что­бы удивить читателя. Л тут вдруг перед ним жизнь, дающая готовый сюжет для забористого бульварно­го романа.

Простая русская девушка, негр, белый ребенок, таинственная мулатка, выходящая на ночной про­мысел...

Иногда за обедом, когда подавали русское блюдо, он сопоставлял, по обыкновению отрывисто и без 399

всяких объяснений: «Русский борщ и мулатка...» И всегда, когда но двору проходила смуглолицая Соня, он всматривался в нее и следил за нею гла­зами.

Антон Павлович Чехов. Из письма М. П. Чеховой. Пицца, 15 (2j) октября iScjj г.:

Я уже привык к мес ту, освоился, осмотрелся и на­хожу. что я превосходно сделал, что не купил уча­стка в Ялте. Здесь и теплей, и интересней, и жизнь гораздо дешевле, и если бы понадобилось купить участок, то это здесь удалось бы сделать и скорее и выгоднее. За превосходную комнату с коврами, с камином и проч. и проч. и с отдельной уборной, с правом сидеть и принимать своих гостей в сало­не, за завтрак, обед (по качеству и количеству не уступающий ничем 2-х рублевому обеду в Эрмита­же), кофе и проч. и проч. я плачу 70 франков в не­делю, т. е. loo р. в месяц. Стало быть, холостой че­ловек, зарабатывающий 2500-3000 р. в год, может прожить здесь прекрасно. Приходится много рас­ходовать на мелочи — на газеты, которые я читаю в изобилии, глотаю, и на певцов и музыкантов, ко­торые то и дело приходят во двор и задают кон­церты под окнами. А здешние уличные певцы, ко­торым платишь по ю сантимов, ноют из опер, по­ют гораздо лучше, чем в мамонтовской опере, и я думаю, что здешний уличный тенор, во всяком слу­чае, более талантливый и более изящный, чем, на­пример, Петруша Мельников, получал бы у Мамон­това по 500 р. в месяц. Я не преувеличиваю и с каж­дым днем все убеждаюсь, что петь в опере не дело русских. Русские могут быть разве только басами, и их дело торговать, писать, пахать, а не в Милан 400 ездить.