Человеческое и для людей (СИ)

«И это нормально, по-твоему?», «А “мои учителя” провинились — чем?», «А ты сам хотел бы “продолжать жить”, не имея возможности рассказать о своём прошлом?», «А с семьями, возлюбленными, друзьями и прочими близкими Хранителей что делать будем?», «О них им следует забыть, как и о своей работе?», «А если кто-то узнает знакомого — хотя бы по научным интересам?», «Их что, тоже следует похоронить?», «Тебе не кажется, что решение твоих повелителей адекватностью даже не пахнет?»…

…«Ты ведь понимаешь, что если бы я могла, я разнесла бы твои слова — по всей Анкале?»…

С разумными, приличными и не самоубийственными, правда, было — тяжеловато.

— Я… правильно понимаю, что угрожают Разрывы пока что только Оренвайе?

— Да, но процесс появления Разрывов кумулятивен. У Каденвера в запасе — не больше половины столетия.

И ужасающе гнусно, отвратительно эгоистично, наверное, было чувствовать облегчение, но что поделать: Иветта Герарди являлась — всего лишь человеком.

Обыкновенной безголовой девушкой двадцати семи лет.

— А чьи Приближённые контролируют Оренвайю?

— Ярости. А, позвольте полюбопытствовать, почему вы спрашиваете?

— Просто так.

Ярость — один из самых густонаселённых Оплотов, занимающийся изобразительным искусством, потому что… По той же причине, по которой Оплот Любви отвечал за музыку, а Страха — за литературу: потому что, вот почему.

Что ж. Оренвайю было, кому спасать, если Архонты вдруг не смогут что-либо превентировать, и это радовало — это несколько… утешало.

— И когда закончится ваше… интернирование?

— Ориентировочно — к концу нынешнего учебного года.

То есть в Иере. Через семь с половиной месяцев.

Не так уж и долго — спасибо и на том.

Иветта продолжила смотреть в чашку молча — у неё больше не имелось вопросов, которые можно было задать вслух, однако оставлять её в покое никто не собирался:

— Мы не враги вам, эри Герарди. Я сожалею, что всё так получилось. И также сожалею, что мы напугали вас больше, чем это было необходимо. Я признаю, что справился с ситуацией с абортирующими не лучшим образом — и приношу свои искренние извинения.

Интересно, существовала ли какая-нибудь премия за «Самые выдающиеся формулировки»? Если да, то вручить её следовало Этельберту Хэйсу — Приближённому Печали, Хранителю Каденвера; Отмороженному Насквозь Слуге, Который Был Вынужден Пугать Больше, Чем Необходимо, Потому Что Его Повелитель Не Мог Себе Позволить Создать Прецедент.

Какие там существуют вежливые и обтекаемые ответы?..

— Ничего страшного, ваше преподобие. Я всё понимаю.

Отлично. Для Отбитого — сойдёт.

Она всё же подняла голову, чтобы посмотреть на него — и неожиданно задумалась, а что же подразумевалось под «вам»: «вам лично» или «вам всем» — на языке Создателей ведь не различишь, давно уже ушли в прошлое такие мелкие, но крайне значимые нюансы. И оставалось только надеяться, что второе — что Каденверу в целом нужно всего лишь пережить семь с половиной месяцев, а потом у каждого будет шанс «продолжить жить, не говоря о прошлом»… пусть и по очень разным причинам.

Да, возможно они и не были врагами. Однако друзьями — не являлись точно.

И как же забавно: Хэйс улыбался — спокойно, задумчиво и поразительно не-отталкивающе, и сидели они — на созданной просто так «Лестнице в небо», и разговаривали — на общем для всех людей языке, и в руках у них лежали — одинаковые яркие кружки; и разделяла их всего одна ступень, но ощущалась она пропастью без начала и конца, облепленным марью болотом, затянутой густой пылью бездной…

…всё расширяющимся и расширяющимся куском Всепоглощающего Ничто.

И Хэйс неожиданно поставил на неё кружку. И, оглядевшись, спросил:

— Здесь очень красиво, не правда ли?

И Иветта честно ответила:

— Да, ваше преподобие. Правда.

Здесь ведь действительно было очень красиво — при всей серости и белизне.

Под близко-далёким небом, среди самых надёжных и неприступных скал — здесь, в неестественно удобном месте, откуда невозможно упасть; на ступенях прохладных, гладких и ровных: выверенных до миллиметра, складывающихся в простую и гармоничную последовательность, наверняка презирающих кислоту, отмахивающихся от молний, смеющихся над любыми ураганами и метелями, невообразимо устойчивых и прочных, рассчитанных — на всю бесконечную вечность…

Вот бы Архонты защищали мир — как строили лестницы.

***

Хэйс, как и обещал, вернул её обратно на Каденвер в целости и сохранности — и даже прямо домой, что было то ли галантно, то ли пугающе, то ли и так и этак. И первым делом Иветта (ну разумеется) попыталась записать на бумагу хотя бы пару слов из самой общей сути сказанного под Куполом Безмолвия.

Хорошо, что она догадалась забиться в большое и мягкое кресло. Ведь паралич чувствовался — парадоксально ощущался ещё как.