Человек бегущий

Прошло тридцать лет, и я снова готов бежать через этот город. На плечах такая же классическая толстовка американской марки Champion, на ногах боевые кроссовки, изо рта валит пар. Туманным ноябрьским утром я стою с еще 50 тысячами человек на старте Нью-Йоркского марафона, на Статен-Айленде, одном из пяти нью-йоркских «боро», районов, которые нам предстоит все преодолеть бегом. Мы приплыли сюда на пароме из Нижнего Манхэттена: в предрассветной тьме тысячи людей молча, словно заговорщики, пешком, на такси и автобусах стягивались к причалам, откуда каждые пять минут, вспенивая темную воду, отваливали четырехпалубные оранжевые суда. Заполненные бегунами, они проплывали через гавань мимо иммигрантского Эллис-Айленда и статуи Свободы – в свете прожекторов на фоне ночного неба с несущимися тучами, она смотрелась грозно и монументально, как поднявшийся из вод первобытный титан – и высаживались в огромном стартовом городке. Небоскребы Манхэттена выглядели отсюда цепочкой дрожащих огней, словно далекая несбыточная галактика, и верилось с трудом, что через несколько часов мы сможем там оказаться.

Чтобы попасть на этот старт, как и на других марафонах-мейджорах, надо пройти предварительный отбор. Кто-то попадает сюда как член NYRR, Нью-Йоркского клуба шоссейного бега, кто-то по квотам благотворительных организаций, сделав взнос, доходящий до многих тысяч долларов, кто-то через квалификационные марафоны, где для каждой возрастной группы есть свой норматив времени, а еще сотни тысяч людей пытают счастья через лотерею, где шанс выиграть стартовый слот – примерно 1 из 30. Мне удалось отобраться по результатам Московского марафона, пробежав его за 2 часа 58 минут, чего с лихвой хватило для квалификации в моем возрасте. Меня определили во второй карман, сразу за элитой.

На Статен-Айленде светает, сечет мелкий дождь с порывами ветра. Бывалые марафонцы, приехавшие еще за полтора-два часа, чтобы избежать суеты, столпотворения и очередей в туалеты, спокойно сидят или лежат на туристических ковриках в теплой одежде, укрытые одеялами из фольги, кто-то неторопливо делает растяжку. Многие невзначай косятся на соперников, пытаясь определить их уровень готовности и темп бега. Впрочем, не обязательно ждать в стартовом коридоре, можно пойти в просторные шатры возле каждого кластера, где дают горячий чай, булочки, батончики и стоят добродушные собаки-терапевты, лабрадоры и голден-ретриверы, чтобы люди могли погладить их и снять стресс.

До старта 20 минут, напряжение нарастает. Мы сбрасываем разминочную одежду и складываем ее в специальные контейнеры, откуда она пойдет на благотворительность, бездомным и в приюты – такова традиция этого марафона, и она символична: мы прощаемся с прошлым, сбрасываем старую кожу. Правда, пока мы ежимся и прыгаем на месте: температура на старте около семи градусов, дождь не прекращается. Через пять минут бега мы согреемся, тепло пойдет изнутри, поэтому хорошо выбегать чуть замерзшим, чтобы потом не перегреться. Для бега идеальная температура – от +5 до +15 градусов, можно с легким дождем, как сегодня: в такую погоду все показывают свои лучшие результаты, не тратя лишних сил ни на охлаждение тела, ни на его согрев. В любую погоду лучшие марафонцы обычно бегут в одних трусах и майке, лишь в сильный холод позволяя себе перчатки и налобную повязку – основные потери тепла идут через ладони и через лоб.

За пару минут до старта в динамиках начинает петь Фрэнк Синатра, New York, New York – это неофициальный гимн марафона и одновременно гимн жизни, зовущий вперед и ввысь, к великому городу, который виднеется вдали за туманом, затянувшим гавань. От эмоций у меня перехватывает дыхание и щиплет в носу, и в эту секунду дают старт. Как обычно, я не слышу стартового выстрела, просто все вокруг начинают бежать. Застоявшиеся ноги несут меня сами, пульс сразу подскакивает до 170 – тут главное себя сдержать, избежать эйфории первых километров, за которую дорого придется платить потом. Нам предстоит штурм моста Верразано, который приведет нас из Статен-Айленда в Бруклин. Он назван в честь итальянского мореплавателя, первого европейца, вошедшего в бухту Нью-Йорка и устье Гудзона в 1524 году: это двухкилометровый мост, подвешенный на двухсотметровых пилонах, которые высятся из воды, как небоскребы, и видны из любой точки города.