Человек идет в гору

— Работать, дорогой товарищ директор. Работать! В

этом ведь вся прелесть жизни, не так ли?

— В таком случае, прошу садиться. У меня есть

деловое предложение. — Мишин подошел к Чардынцеву, с

ласковой силой усадил его на стул. — Алексей

Степанович! Оставайтесь у меня на заводе.

— Я ведь солдат, товарищ директор.

— Солдаты мне и нужны. Спросите у Анны Сергеевны,

какие баталии мы здесь ведем.

— Алексей Степанович, — вмешалась в разговор

Анна. — Вы помните, у Сухова был ординарец, —

невысокий такой, коренастый паренек, его, кажется, Ваней

звали?

— Ну, ну, Ваня Никифоров.

— Да, да, Никифоров. Так он здесь, на заводе.

Стахановец.

— Вот как? Молодец! — отозвался Чардынцев, потом,

быстро глянув на Анну, лукаво прищурился: —Анна

Сергеевна, вы, кажется, перебежали в лагерь противника?! —

Он кивнул головой в сторону Мишина. — Напрасно

уговариваете, друзья мои. Едва ли я буду здесь полезен.

— Алексеи Степаныч! Пойми! — настойчиво

проговорил Мишин, неожиданно переходя на «ты». — Если я

ухватился за человека, стало быть, он стоющий человек.

Верь моему опыту!

Подчиняясь простоте и обаянию Мишина, Чардынцев

спросил, также переходя на «ты».

— На какой же участок ты меня метишь?

— Я вчера был у Булатова. «Есть, — говорит, — под-

164

ходящая кандидатура на партийную работу...» И я теперь

убедился — подходящая!

•В глазах Мишина была веселая уверенность.

«Этот хитрый дядька везет, должно быть, на своей

спине немалую тяжесть. И все с улыбочкой, играючи!» —

подумал Чардынцев и, не сдержав внезапно охватившей

его радости, быстро ответил:

— Согласен!

— Маша!—крикнул Мишин так громко, что жена,

выскользнувшая из соседней комнаты, испуганно

остановила его:

— Тише! Детей разбудишь.

— Машенька, неси сюда быстрей еще три тарелочки

и вилки!—Он подмигнул Чардынцеву.— Надо

закрепиться, так сказать, на достигнутом рубеже.

Глава четвертая

Ветер, своевольный и взбалмошный, с утра бродил по

городу. У вокзала весело аукнулся с паровозами, в

парке побалагурил с кудрявыми липками, шутливо схватился

в рукопашную с высоким тополем и сорвал с него охапку

зеленых листьев, на шестом этаже заводской новостройки

потрепал по щеке смуглую бетонщицу. Ветер нес с собой

медвяный запах цветов и луговык трав, щедрость

солнца, песенные звоны ручьев. Люди встречали его, как

доброго знакомого...

Радиоузел передавал объявление: в пять часов

вечера состоится митинг. После гудка, со всех концов завода

потянулись к сборочному цеху группы людей.

Никто не знал точно, о чем пойдет речь, но многие

догадывались, что будет объявлено о новом задании, так

как Мишин, по слухам, ездил в Москву именно за

этим.

Гусев стоял у трибуны и глядел, как просторная

громадина цеха быстро заполнялась народом. Так

собирались они всегда, когда заводу приходилось, брать новый

подъем.

Сотни плеч подпирали твое плечо, тысячи глаз

лучились упрямым и чистым светом, и ты набирался силы

для нелегких дел.

Перед самым началом митинга на завод приехал

секретарь обкома партии Булатов.

165

Сидя в президиуме, он вполголоса беседовал с

Мишиным и одновременно, отыскав взглядом среди

огромной аудитории то одного, то другого человека,

приветливо кивал головой, — он шал близко многих инженеров

и рабочих.

Гусев открыт митинг и предоставил слово директору

завода. Мишин вышел к трибуне в своем «парадном»,

как он его называл, из тонкого синего бостона костюме,

с орденами Ленина и Красного Знамени на лацкане

пиджака. Глянул в напряженно-притихшую глубину цеха и

широко улыбнулся:

— Хорошо глядеть на завод — я имею в виду

людей,—когда все собраны вместе и ты видишь великую

силу коллектива!

От задушевных слов директора по рядам ветерком

пробежало волнение.

— Товарищи! Правительство и лично Иосиф

Виссарионович поручили нашему заводу в кратчайший срок

освоить и начать выпуск сложной машины —

самоходного комбайна «С-4».

Мишин внимательно обвел всех глазами. Люди

смущенно покашливали., перебрасывались отрывистыми

словами.

Главный технолог Сладковсиий — статный, с тонкими

чертами лица и немигающими зеленоватыми глазами,

так круто изогнул брови, что они как два

вопросительных знака выглядывали из-за очков.

— Я вижу в глазах у некоторых удивление, —

усмехнулся Мишин,—делали, мол, самолеты, а тут вдруг

комбайн. Не круто ли поворачиваем?

Была война — мы строили машины, несшие смерть

захватчикам, теперь, волею партии, мы будем создавать

машины, облегчающие труд нашего колхозного

крестьянства, несущие изобилие продуктов советской стране!

И вдруг будто от взрыва дрогнул сборочный цех.

Тысячи людей с силой ударили в ладоши. Улыбки, споря с

солнечными бликами, осветили лица.

Какой-то парнишка, взобравшись к самым

стропилам стеклянной кровли, выждав, когда утихнет гул

аплодисментов, тонким и чистым голосом крикнул:

— Даешь новое задание!

Раскаты грома снова понеслись по цеху. Многие,

закинув назад головы, одобрительно махали руками пар-

166

нишке, который теперь был словно обрызган весь

солнцем.

Директор сошел с трибуны, сопровождаемый

теплыми взглядами рабочих. Его любили за энергичную,

веселую хватку в работе, за чуткое, по-русски щедрое на

доброту сердце.

Сладковский зябко повел плечами. Трибуна, как