Человек из Назарета

Элифаз с друзьями между тем быстро покидали сцену. Римская охрана, которая вначале просто стояла по краям площади, теперь, когда полетели первые камни, двинулась к центру. Камень, брошенный в Иисуса и его учеников не то Иовавом, не то Арамом, угодил в левую щеку охранника, и сирийские солдаты принялись избивать ни в чем не повинных зевак, стоявших по краям площади. Варавва попытался усмирить маленьких сухощавых сирийцев, но из ближайших казарм, поднятое по тревоге, уже бежало подкрепление. Солдат-римлянин поднял штандарт, символизирующий римский мир, и в этот момент в него ударил камень. Солдат перехватил древко штандарта, чтобы действовать им как оружием, но штандарт вырвали из его рук. Древко сломалось и упало в пыль.

Варавву, Арама и Иовава задержали без проблем. Варавва не сопротивлялся, всю свою злость приберегая для Иисуса.

– Предатель! – прошипел он в сторону Иисуса. – Ты предал меня в руки…

И тут же получил удар в лицо от декуриона. Тот, щурясь, посмотрел на солнце, потом на Иисуса и его друзей, которые стояли, спокойно сложив руки на груди.

– Этот? – спросил декурион у одного из своих солдат, кивая в сторону Иисуса.

– Да нет! Этот говорит: люби врагов своих. Проще сказать, чем сделать.

Глава 3

– Еще рано, – сказал Иисус. – Вполне можете еще поспать.

Над горой Елеонской постепенно светало. Судя по всему, их ждал еще один жаркий день. Иисус знал, когда погода переменится. Но это было не сегодня. Петр сказал:

– Мы слышали, как ты встал, учитель. А кое-кому из нас не спится.

Рядом с Петром стоял Андрей. От постоялого двора шли Матфей и Фома. Почти все ученики научились, словно звери, моментально просыпаться и вставать, за исключением Малыша Иакова, которого, чтобы поднять с постели, требовалось было толкать и пинать.

– И, кроме того, мы давно хотели тебя кое о чем расспросить, а времени не было.

– О чем же? – спросил Иисус.

– Ты говоришь, что тебя от нас заберут, – сказал Андрей. – Но когда и кто это сделает?

– Заберут скоро, – ответил Иисус. – И в этом будут повинны все и каждый. У кого-то будет меч, у кого-то – нет. Но разница здесь невелика.

Иоанн, оставшийся на постоялом дворе, громко призывал друзей. Причем его зычный голос никак не соответствовал его изящной внешности:

– Эй! Куда вы? Тут же свежее козье молоко и свежий хлеб!

– Но ты, кроме того, говорил, – продолжил Петр, не обращая внимания на призывы Иоанна, – что вернешься. То есть тебя заберут, а потом освободят, так?

– Нет, Петр, – покачал головой Иисус. – Если я и получу освобождение, то только от своего Небесного Отца. Здесь же, на земле, меня заберут, будут пытать и убьют. Но я вернусь.

Петр и Андрей обдумывали сказанное Иисусом, пережевывая хлеб и запивая его козьим молоком из пущенного по кругу кувшина. Над Иерусалимом вставал очередной жаркий день.

– А что будет для нас знаком? – спросил Петр.

– Через три дня, – отозвался Иисус, – я восстану из мертвых. Меня похоронят в склепе, как Лазаря. И, как Лазарь, я выйду из своего склепа. Живым. Но пробуду я с вами совсем недолго, после чего исчезну. Для кого-то я останусь воспоминанием, для кого-то – детской сказкой. Для тех, чья вера истинна, я стану реальностью. Но я вернусь в мир, когда этот мир подойдет к своему концу.

– И когда это будет? – спросил Варфоломей.

– Через тысячу лет… Может, через миллион… Какое это имеет значение? Ритмы времени – не для марширующих римских легионов, а для танцующих детей. Люди – это только люди. Для моего Небесного Отца время – это ничто. Он создал ритмы времени, чтобы мир мог танцевать. Но у конца времен будут свои приметы. Их и сейчас уже видно. Это – война и неумолчные разговоры про войну, это народ, который восстает против другого народа. Это голод и землетрясения. Люди, исполнившись ненависти друг к другу, станут предавать и обрекать ближних своих на смерть. Редкое и уникальное станет банальным и пошлым, а любовь в большинстве сердец замрет.

– Это может произойти уже сейчас, – произнес Иуда Искариот.

Иисус ничего не сказал на слова Иуды.

– Этого не будет, – заявил он чуть позже, – до тех пор, пока Священное Писание не дойдет до всех уголков этого мира. В любой форме. От любого имени. И весь мир должен слышать его. Он может принять его или отвергнуть. И только тогда наступит конец света. Солнце потемнеет на небесах, и свет луны истощится, а звезды упадут с небосклона, и сотрясутся небеса. Только тогда, верхом на облаках, явится Сын Человеческий во всей славе и силе.

Тоненький голос пастушеской свирели, донесшийся из долины, казалось, насмехался над мрачной картиной, нарисованной Иисусом.