Человек из Назарета

– А я все ждал, когда наконец заговорит отец Зера. Вы меня отлично поняли и напомнили нам о тех пределах, до которых простирается наша власть. Только римляне могут приговаривать к смертной казни. Иными словами, нам еще предстоит убедить их взять в свои руки жертвенный нож.

– Надеюсь, вы меня извините, ваше преосвященство, и вы, достопочтенные отцы, – проговорил Никодим, вставая со своего места, – но мне не кажется, что я смогу быть в чем-то полезен…

– Вы крайне полезны, – перебил его Каиафа, – во время всех наших заседаний. Своей мудростью, пониманием, зрелыми плодами опыта, обретенными в течение долгой жизни.

– Спасибо! – сказал Никодим, уже стоя. – Так что, если вы позволите…

– Так мы все уже расходимся, – проговорил первосвященник. – Должен объявить, что заседание завершено, на время, естественно. Так много дел в других местах! И так мало мы можем сделать здесь, с учетом того, насколько ограничена наша власть, – я вынужден повториться. Наверное, нам следует подольше понаблюдать за происходящим и встретиться уже после праздника.

И Каиафа встал.

– Но, ваше преосвященство, – сказал Элифаз, вставая, – мы должны действовать до того, как начнутся празднества. Представьте себе: город заполнят паломники! Сколько возможностей для организации беспорядков, для святотатства. Даже для всеобщего бунта!

– О, прошу! Не стоит. Потом, – отмахнулся от него Каиафа и, обратившись ко всем членам Синедриона, сказал: – Всех благодарю за участие. А вас, отец Зера, я попрошу остаться. На несколько минут, по другим делам.

Но других дел в этот день не было. Каиафа и Зера, не торопясь, вышли из зала. Зера сказал:

– Есть сфера, где святотатство и государственную измену можно отождествить. Как мы знаем, римляне частенько используют обвинение в святотатстве как приложение к государственной измене. Скажи что-нибудь против императора, и, оказывается, ты оскорбляешь Бога. Мы же должны сделать так, что наше обвинение в святотатстве можно было бы отождествить с их представлениями о государственной измене. Вы следуете за моей мыслью, ваше преосвященство?

– Да, да! Продолжайте!

– Но в чем состоит крайняя форма святотатства? Меня бросает в дрожь от самой мысли об этой форме.

Но никакой дрожи, и ни в одной части тела, Зера не продемонстрировал.

– Состоит она в том, – сказал он, – чтобы присвоить себе имя, которым Господь назвал себя Моисею в Книге Исхода: Я есмь, что я есмь.

– Если он это и говорил, то не перед толпами народа, – сказал Каиафа.

– А перед своими учениками и последователями? Один из них, кстати, приезжал ко мне. В высшей степени восторженный и энергичный молодой человек. Мы друг друга знаем со школьных лет. Вместе учили греческий. Похоже, он вполне серьезно полагает, что я… как это он говорит? Прогрессивный элемент иерархии… Вот как!

– Святая простота! – грустно улыбнулся Каиафа.

– Он с восторгом рассказывал мне о чудесах, говорил что-то о царе Иудейском, о том, что новая вера преобразует Израиль. Хороший человек!

– Невинный – это главное!

– По правде говоря, вряд ли мы можем обвинять Иисуса в том, что надумали себе его последователи.

– Вот если бы, – размышляя про себя, проговорил Каиафа, – этот конкретный последователь Иисуса смог при свидетелях заявить, что Иисус произносил эти святотатственные слова…

И затем, словно преисполненный отвращения к самому себе и делу, которым он был вынужден заниматься, первосвященник зябко повел плечами:

– Мы ставим ловушки, капканы… Ведем себя совершенно неподобающим образом! А вдруг мы придаем всему этому слишком большое значение, Зера? Может быть, пламя угаснет само собой, а? А может, кто-то другой, а не мы? Насколько мне известно, и фарисеи, и зелоты пытались забросать его камнями.

– Камни – это пустяки! С ним двенадцать сильных мужчин, которые тоже умеют швыряться камнями. А если бы какой-нибудь зелот подобрался к нему с ножом…

– Понимаю, – кивнул Каиафа. – У него сильные защитники.

И, минуту помедлив, он спросил Зеру:

– А как вам моя идея насчет жертвы искупления?

– Попали в самую точку. Ну а теперь, – вздохнул Зера, – пора приниматься за работу. Времени крайне мало.

Действительно, праздник Песах должен был вот-вот начаться, и весь город наводнили благочестивые паломники. Когда в Иерусалим собирался прибыть караван из Назарета, Иисус, сопровождаемый Петром, Иоанном, Иудой Искариотом и двумя Иаковами, отправился его встречать. Мария, мать Иисуса, устала с дороги, но ее зрелая красота и достоинство были несравненны. С ней приехали ребе Хомер и булочник Иоафам. Последний, как всегда, неодобрительно хмыкнул и уставился на Иисуса.

– Мы же проведем праздник вместе, верно? – с надеждой в голосе спросила Мария.

– Увы, вряд ли! – отозвался Иисус. – Должно быть, ты думаешь обо мне как о курице с выводком, за которыми следует присматривать? Но мне даже в городе нельзя оставаться слишком долго. У меня так много врагов!