Человек из Назарета

– Конечно! – проворчал Иоафам. – Я знал, что ты наживешь себе врагов. Разве я так не говорил? И ничего в этом странного! Бросить дом, достойную работу, а потом еще и наплевать на все, что в этом мире есть приличного и нормального!

– Не следует так говорить, Иоафам, – проговорил ребе. – Законы нужно время от времени менять, и дано это совсем немногим – тем, кто избран самим Богом. А кто любит изменения? Нет большего врага для людей, чем тот, кто меняет законы!

– Золотые слова, – усмехнулся иронически Иоафам. – Запиши это себе…

И, обратившись уже к Иисусу, сказал:

– Ну что ж, Иисус! Ты сделал себе имя. Но это – не то имя, которое хотел бы носить каждый богобоязненный человек.

Иисус печально улыбнулся, и в этот момент к ним подошли двое мужчин, чьи мускулы были развиты тяжелым трудом, а по лицам разлито выражение негодования. Один из них сделал шаг вперед и произнес:

– Ты отбросил нас на десятки лет назад. Ты предал наше общее дело. Предал Иоанна. Я бы плюнул тебе в лицо, если бы не эта женщина. Достаточно будет, если ты будешь проклят Богом, предатель!

Иисус поднял руку для благословения, и в этот момент вперед вышли оба Иакова, настроенные весьма решительно.

– Нет, нет! – сказал Иисус, обратившись к ним. – Оставьте этих людей в покое.

И, повернувшись, он пошел с земляками, искать им место для постоя.

Все это время в стороне, наблюдая за происходящим, стоял Никодим. После того, как Иисус удалился, он обратился к Иуде Искариоту.

– Прости, что беспокою тебя, – сказал Никодим. – Никто из вас меня не знает, но я знаю и вас, и то, какое великое дело вы делаете. Но, к сожалению, вслух об этом я говорить не в состоянии. И мне кажется, вам всем следует позаботиться о собственной безопасности. Даже постоялый двор на Елеонской горе не защищен от… непрошеных гостей. Иначе – от ваших врагов.

– Я понимаю, – кивнул Иуда Искариот. – Наше местоположение известно.

– Известно, – согласился Никодим. – Причем очень многим. У вас уже были, скажем… гости?

– Да. Матери с детьми, – ответил Иуда. – Но никаких врагов. Кстати, завтра мы оттуда выезжаем. На праздник Песах цены ужасно растут, и мы не можем себе позволить столько, сколько заломил наш хозяин. Это какой-то неприкрытый грабеж!

– Кстати, меня зовут Никодим. И я был бы счастлив, если бы вы поселились у меня. Совершенно бесплатно. У меня есть сад с небольшим летним домиком над ручьем Керит. Сад называется Гефсиманский.

– Гефсиманский?

– Не так громко! Посторонних там не бывает. Там высокие стены, большие ворота и крепкие замки. Вот тебе ключ. Только не выпускай его из рук. Вокруг столько воров!

– Ключ вряд ли будет полезен вору, если он не знает…

– Именно так, – кивнул Никодим. – И отнеситесь серьезно к тому, что я сказал про врагов! Очень серьезно!

– Спасибо огромное! – проговорил Иуда Искариот. – Даже не знаю, как тебя…

– Благодарностью мне будет ваша безопасность, – кивнул Никодим. – Забудь мое имя. Оно не имеет никакого значения. И будьте благословенны.

– Будь и ты стократно благословен!

Глава 4

Случилось так, что Мария, мать Иисуса, нашла себе помещение на постоялом дворе, и это помещение представляло собой длинную комнату с земляным полом, мешками с соломой в качестве постелей и колодцем во дворе. И оказалось, что здесь уже живут и Мария Магдалина, и Саломея, и те две мастерицы, что соткали Иисусу хитон без единого шва. Таким образом, две Марии встретились, и младшая многое услышала о ранней жизни Иисуса, а также о великом чуде его рождения. На Саломею история о том, что мы назвали бы партеногенезом, произвела не очень большое впечатление – девушка жила замкнутой жизнью, была не очень образованна, а потому не способна отличить обыденное от сверхъестественного. А одновременно и нервничала, и скучала, поскольку в Иерусалиме делать было нечего, кроме как наблюдать за тем, что происходит в Храме, да как народ слушает слова нового Закона. К тому же деньги Марии Магдалины почти закончились, а приличных способов достать они еще не знали. Саломея, в ее юной неискушенности, предложила потанцевать в тавернах, но Мария, пользуясь правом старшей, запретила ей и думать об этом. Марию, кстати, весьма беспокоила беспечность обеих – с тех пор как царевна Галилеи покинула дом своей матери без разрешения царя и ее бегство должно было, вне всякого сомнения, расцениваться как событие государственной важности, нельзя было исключить, что солдаты тетрарха, по поручению царицы, могли уже разыскивать девушку по всему Иерусалиму, а сам царь Ирод Антипатр уже обратился к прокуратору Иудеи с просьбой оказать помощь в поисках беглянки. Но молодая Мария возразила старшей:

– Вся их мощь и сила не имеют никакого значения! Бедное дитя стало невольной причиной страшного преступления – убийства великого пророка. И она правильно сделала, что покинула свою преступную мать и своего, как я слышала, слабовольного и развратного отчима. Она стала мне сестрой, и поскольку ей нужна еще и мать, прошу тебя, прими ее как собственную дочь.

Мария вздохнула и проговорила: