Ахазия прокашлялся, после чего сказал:
– Если сказанное в Писании сбылось, в нем уже нет необходимости – оно сделало свою работу. И в некотором смысле оно перестает быть Священным Писанием. Но народ Израиля хлебом не корми – дай возможность поклоняться Писанию. Понимаете, о чем речь? Осуществление сказанного в Писании обязательно должно быть отнесено в будущее, в завтра. А
– Предполагается, что мы должны ждать Мессию вечно, – сказал Иехорам, – но мы никогда его не дождемся. Это – официальная точка зрения. Синедриону вряд ли понравится идея живого,
– И когда начинается вся эта история с возведением на престол? – спросил Иехоаш.
– Как только мы закончим с проповедями и вернемся к нему, – ответил Иуда.
– Ну что ж, – покачал головой Ахазия, – надеюсь, что простой народ ты сможешь убедить. Со мной тебе не повезло.
Иуда Искариот посмотрел на него, пожал плечами, после чего улыбнулся, хотя и несколько криво. Допил вино и сказал:
–
Тем временем у Иоанна в Назарете дела шли очень хорошо. Основным качеством этого привлекательного молодого человека была вежливая скромность, граничащая с застенчивостью. Его громкий голос странным образом сочетался с некой неуверенностью интонаций, сквозившей в речи, когда он произносил свои проповеди. Говорил же он следующее:
– Я знаю, что у вас есть работа. Кто-то обязан следить за овцами и коровами, кто-то – плести корзины, готовить еду; и с моей стороны было бы большой наглостью отвлекать вас от ваших дел больше, чем на то время, за которое ваши сердца ударят по сто раз подряд. Но позвольте мне передать вам послание моего учителя, такого же назарянина, как и вы. Суть его в следующем: мы должны научиться любить. Любить ближнего своего, любить даже врагов своих. И это послание исходит не от какого-нибудь безумного проповедника, которого отвергли все синагоги. Оно исходит от самого Господа, нашего Небесного Отца. Я вижу, кое-кто из собравшихся начинает роптать. Кое-кто помнит самого Иисуса, Иисуса из Назарета. Этот самый город был благословлен тем, что именно здесь зачали Мессию, хотя вы отвергли его и забросали камнями в самом начале его миссии. Меня, кстати, тоже забрасывали камнями. Но теперь все города Галилеи внимают его учению…
Мария, мать Иисуса, жила одна. Она была красива красотой взрослой, уже зрелой женщины, и многие к ней сватались, хотя она всех и отвергала. Теперь же она сидела перед домом и пряла свою пряжу, когда к ней подошел булочник Иоафам и сообщил, что некий Иоанн проповедует в городе от имени ее сына.
– Сам-то он не пришел, – сказал Иоафам. – Наверное, не уверен в том, какой прием ему здесь окажут. Поэтому и послал проповедовать вместо себя какого-то молодца невнятного.
Мария отложила пряжу.
– Где он? В синагоге?
– Нет, на окраине города.
Когда Мария добралась до места, где проповедовал Иоанн, она услышала его слова:
– Я не думаю, что если он вернется, то вы, назаряне, забросаете его камнями. Нет! Вы слишком много слышали о чудесах, что он совершил. Ибо семя набухает, а дерево растет, и мысль о Царствии Небесном наполняет многие сердца чистой радостью. Возлюбите Господа своего – об этом мне не нужно вам говорить. Но возлюбите и ближних своих, делайте добро ненавидящим вас – вот суть нового учения. Это непросто – любить тех, кто тебя ненавидит, но это – единственный путь к радости и блаженству.
Когда Мария подошла к толпе, люди расступились, чтобы дать ей проход, а сами вежливыми поклонами и жестами, совершенно нетипичными для жителей Назарета, дали понять Иоанну, сколь высоко они ценят его слова, после чего разошлись, чтобы дать возможность Марии поговорить с учеником ее сына. Когда же Иоанн и Мария остались одни, она спросила:
– Как он?
– Все хорошо, – ответил Иоанн. – Похудел, но сил не потерял. Загорел на солнце. И ты должна знать, сколько людей любит его, и как ценят они то, что он говорит.
– Но многие и ненавидят! – покачала головой Мария. – Я боюсь за него. Мы встретимся в Иерусалиме?
– Да, на Песах. И не бойся за него. У него есть двенадцать сильных друзей.
– И бесчисленное количество врагов, – сказала Мария.
И она пригласила его к себе домой – поесть и отдохнуть.