У него же с тем взрывом словно нарыв лопнул, словно излишний пар стравился, после того мог уже спокойно, а если нужно, то покорно и доброжелательно разговаривать с немцами.
А еще портфель с документами из «опеля»… Там великое везенье было. Удача и везенье.
Произошло это нынешним летом, в самое пекло, когда жара за тридцать перевалила. И не здесь, не в Карелии, а на юго-западном направлении, в Ропше.
Пошел Миша к немецкой воинской части. Конкретной цели не было, решил, попросит поесть, под этим предлогом потолкается, сколько возможно, поблизости, может, какая ни есть информация накапает. Что его подтолкнуло, интуиция или нечто иное, неведомое? Пошел в надежде на «вдруг», на случай. Не на авось – на авось в разведке ничего не делается, – а на удачу. Удача в жизни разведчика много значит и дорогого стоит. Не случайно же уходящему на задание разведчику желают не счастья, счастье разведчика призрачно, и не везения, везение скользко и ненадежно, и даже не успеха, успеха разведчик должен сам добиться, а желают возвращения и удачи. Чтобы все удалось. Тогда и успех будет, и возвратится разведчик к своим.
Выглянул из-за угла, из-за забора. Решил не показываться, переждать – из ворот выезжала немецкая легковушка, «опель». Но ее чуть не в воротах остановили, зачем-то затребовали сидевшего в ней офицера обратно. Тот побежал, оставив дверцы открытыми, чтоб не накапливать пекла в машине. Шофер тоже париться не захотел, вышел проветриться и заодно помочь коллеге, копавшемуся в моторе фургона-пеленгатора. К ним, может быть, из любопытства, а возможно, с намерением дать конкретный совет, подошел часовой.
А на заднем сиденье «опеля» портфель опечатанный.
Увидел Миша портфель, напрягся, сжался пружиной, как говорит Валерий Борисович – адреналин в крови закипел. И «шестой нюх» включился, в тысячную долю секунды оценил: часовой на вышке через перила перегнулся и в чьи-то слова со двора вслушивается, офицер ушел через проходную, ворота сплошные и закрыты – со двора машину не видно, часовой и оба шофера копаются в другой машине. И все спиной к легковушке. Можно!
Быстро, но не суетясь, чтоб не шумнуть и не привлечь внимания, от угла, вдоль забора до машины. Присел. Секунда – подтащить портфель к краю сиденья, да четыре – пять секунд, опять же не суетясь и неслышно, обратно, до угла с портфелем, – ох и долгими же показались ему эти секунды, и путь бесконечно длинным, – а за углом, вниз, под косогор, сначала по вырубке, а потом через кусты, где бегом, а где кувырком.
А в голове: «Легенда… голодный… есть хочется… думал, что в портфеле консервы или шоколад… Да какая легенда, какой шоколад… Кто его объяснения слушать будет… Поймают – одна дорога: гестапо и расстрел».
Под косогором в кустах остановился, прислушался. Тихо наверху, значит, пропажу пока не обнаружили. Огляделся, никого. Достал нож из берестяных ножен, разрезал ремешки, застегивающие портфель. В портфеле какие-то чертежи, таблицы, схемы. Эх, незадача, не идет у него немецкий! Переложил к себе в торбу, в портфель натолкал камней и по пути в затопленную воронку бросил. Но к воронке не подходил, бросил издали. Это на случай, если пустят собаку по следу.
И уже в открытую, подальше от штаба, стараясь бежать по каменистым участкам. Ведь картина запахов следа складывается не только из запаха тела самого человека, но и из запаха помятой травы, раздавленных насекомых, пара земли, выдавленного весом тела человека, и многого чего другого. А из раскаленных камней солнышко его запах быстро выпарит.
Опять остановился и прислушался. Тихо. Может быть, не вышел еще офицер, а возможно, вернувшись, не заметил пропажи и спокойно поехал по своему маршруту. Есть немножко времени. Развернулся, пробежал с десяток метров обратно по своим же следам, попетлял, отпрыгнул в сторону, снова вернулся на свой след, опять отбежал и снова вернулся. Так же петляя и двигаясь сумбурно и алогично, выбежал на дорогу, попетлял и по ней, стараясь держаться колеи, чтоб проходящие машины запах приглушили, потоптался несколько секунд на обочине и прыгнул вниз, под откос. Пусть думают, что сел на попутку. В несколько прыжков достиг ручья. Прошел метров двести вверх по течению, выбираясь на несколько секунд и путая там следы то на один, то на другой берег.
Конечно, хорошую собаку-ищейку такими примитивными трюками запутать сложно, но вот проводника с толку сбить можно вполне. Увидит он, что собака то туда, то сюда как бы бестолково мечется, и решит, что след потеряла. Вернется обратно, где след был надежный. А это потеря времени для преследователей и выигрыш для беглеца. Стопроцентной гарантии уйти, конечно, нет, но надежда есть.
Развернулся и, уже не выходя из воды, быстро пошел вниз по течению к Ивановскому пруду, из него в Артемьевский и долго еще уходил от возможного преследования по многочисленным ропшинским прудам, ручьям и протокам.
Документы срочно переправили в лес, а оттуда в Ленинград.