Человек неразумный

И тут рыхло спаянная цепь довольно небрежных мыслей Заломова оборвалась, и он почувствовал, что где-то совсем близко в его подсознании бьётся нечто новое и важное. И это нечто ему нужно непременно извлечь, оформить и зафиксировать. Он соскочил с постели, сел за стол и попробовал записать свои смутные то ли мысли, то ли чувства.

– Итак, – писал Заломов, – я, кажется, поймал, что так долго ловил. Мне необходимо научиться спокойно наблюдать и анализировать свою жизнь со стороны, будто я сам являюсь объектом собственного исследования. Нужно приучить себя использовать в своих рассуждениях вместо глубоко личного местоимения «Я» куда менее эмоциональное «ОН» или хотя бы «ТЫ». К примеру, если я провалился на экзамене, или сболтнул лишнее, или, вообще, сделал что-то обидное и досадное, то нужно лишь улыбнуться и сказать себе, что в этом ЕГО срыве нет ничего трагичного, ибо ОН как обычный смертный просто обязан время от времени совершать элементарнейшие и глупейшие ошибки.

Конечно же, главное превосходство человека над остальными животными заключается в его мощном интеллекте – в этакой быстродействующей логической машине для решения всевозможных задач. Однако есть нечто, что управляет этой машиной, что задаёт ей те самые задачи. Назовём это нечто волей. А волей манипулируют ещё два фундаментальных начала – наше животное естество и наш «божественный» разум. Воля, исходящая от животной природы, заставляет интеллект решать проблемы поиска пищи, крова, полового партнёра, чинов и материального благополучия. Собственно, точно так же используют свои умственные способности и другие животные. Но воля, исходящая от чистого разума, заставляет нас искать и находить в мире порядок, красоту, гармонию, истину, идеалы и таинственные первоначала. Более того, наш разум просто терпеть не может хаоса и заставляет нас активно наводить порядок в окружающем мире. Мы пытаемся всё улучшить, всё довести до совершенства, до полного блеска – в прямом и в переносном смысле. Нам хочется, чтобы всё вокруг нас было светлым и ясным, а вещи, творимые нами, были бы гладкими, сверкающими и обладали бы ярко выраженной симметрией. Уже кроманьонцы полировали до блеска и покрывали орнаментом свои каменные топоры, хотя едва ли такие топоры рубили лучше тусклых и неукрашенных. Это необъяснимое (иной раз даже нелепое) стремление удалить все (даже самые мелкие и едва заметные) изъяны – зазубрины, шероховатости, царапины и пятнышки – распространяется не только на наши вещи. Не менее страстно мы хотим устранить дефекты, неувязки и противоречия и из наших отношений с другими людьми, и даже из наших мыслей. Однако благородная нетерпимость к чужим недостаткам может завести нас, бог знает, куда.

Рассмотрим такой вариант: разум толкает меня на благое дело – поднять эффективность работы сослуживцев. И мне кажется, что для этого совершенно необходимо поменять начальника, слегка оторвавшегося от коллектива. Я делюсь своими соображениями с коллегами, и оказывается, что многим из них тоже не по душе наш общий шеф. Сплотив недовольных, я его скидываю, после чего коллектив, оценив мои заслуги в организации переворота, выбирает меня своим новым руководителем. И тут всё преображается. Мне повышают зарплату и дают прекрасную квартиру, так что на бытовом уровне я могу позволить себе то, о чём раньше и не помышлял. Моя животная природа, до того несколько зажатая низким социальным рангом и низким доходом, радостно расправляет плечи. Женщины от меня в восторге. Я всё чаще общаюсь с другими начальниками и понемногу погружаюсь в мир их милых радостей, слабостей и забот. Баланс фундаментальных начал, управляющих моею волей, резко меняется. Мотивы, диктуемые животной природой, звучат в моей душе всё громче, и вскоре я отрываюсь от коллектива и превращаюсь в начальника, едва ли лучше прежнего. Но если бы я мог взглянуть на себя со стороны, иначе говоря, если бы я владел философией стороннего наблюдателя, то увидел бы перспективу своего дегенеративного перерождения и, скорее всего, вообще отказался бы от бунта. Выходит, мне не следовало поддаваться «благому» порыву своего якобы божественного разума. Ведь не зря говорят, что дорога в ад вымощена благими намерениями. Так что и к позывам разума следует относиться критично, а, для верности, даже с опаской.

Итак, – подвёл итог Заломов, – существует ещё один – самый высокий уровень управления нашим поведением и нашими помыслами. Я назвал бы этот уровень надконтролем. Это он обеспечивает меня взглядом со стороны. Это он может и должен держать в узде не только позывы моей животной природы, но и позывы моего «божественного» разума.